- Я могу тебя вытащить? Как тебе помочь?
- Никак, - отозвался Флеминг. Его слова сопровождались треском разрядов статического электричества, которое Говард принял за довольное хихиканье. Похоже, у меня осталось не так уж много тела.
- И где же твое тело? - серьезно поинтересовался Говард.
- Пропало. Разбилось при падении. Но от меня осталось достаточно, чтобы включить в электронную схему.
- Понимаю, - произнес Говард, ощутив необыкновенное просветление в мыслях. - Теперь ты просто мозг, чистый разум.
- Ну, не совсем, чуть побольше, - возразил Флеминг. - Меня как раз столько, сколько требуется машине.
Говард нервно хихикнул, представив себе серый мозг Флеминга, плавающий в емкости с прозрачной жидкостью. Выкинув из головы этот бред, он спросил:
- Машине? Какой машине?
- Космической станции. Думаю, это самая сложная машина из когда-либо созданных.
- Но для чего?
- Надеюсь вскоре выяснить, - сказал Флеминг. - Теперь я ее часть. Или, возможно, она часть меня. Так или иначе, но я ей необходим, потому что она недостаточно разумна. А я ее подпитываю.
- Ты? Но ведь машина не могла знать, что ты вдруг здесь объявишься.
- Я не имею в виду конкретно себя. Человек извне, ну тот, что на корабле, был, вероятно, истинным оператором. А теперь им стал я. Мы завершили план конструкторов.
Говард с усилием заставил себя успокоиться. Мысли пугались, и теперь его интересовало лишь одно: как постараться убраться со станции и вернуться на корабль. А уж после он посотрудничает и с Флемингом. Но новый, непредсказуемый Флеминг... Говорил-то он вполне по-человечески... но вот остался .ли человеком?
- Флеминг, - решил попробовать Говард.
- Да, старик? Это обнадеживало.
- А ты сможешь вывести меня отсюда?
- Думаю, да, - сказал голос Флеминга. - Постараюсь.
- Я вернусь сюда с нейрохирургами, - заверил его Говард. - Тебя приведут в порядок.
- Не беспокойся за меня, - ответил Флеминг. - Я и сейчас в порядке.
Говард потерял счет времени. Один узкий коридор переходил в другой и растворялся в следующем коридоре. У Говарда от усталости подгибались ноги. Правда, пока он шел, он ел. В рюкзаке он запас себе бутербродов и теперь машинально жевал их для поддержания сил.
- Флеминг, - наконец останавливаясь передохнуть, позвал он.
После долгой паузы он услышал едва узнаваемый звук, напоминающий скрежет металла о металл.
- Сколько еще ждать?
- Недолго, - произнес искаженный металлический голос. - Устал?
- Да.
- Сделаю что смогу.
Голос Флеминга пугал, но тишина пугала еще сильнее. Сколько Говард не прислушивался, он слышал лишь гул двигателей, доносящийся из глубины станции.
- Флеминг?
- Да.
- Что все это значит? Это бомбометательная станция?
- Пока еще не понял истинного назначения машины. Я еще не до конца слился с ней в единое целое.
- Но у нее есть назначение?
- Да! - Металлический голос проскрипел так громко, что Говард вздрогнул. Я владею прекраснейшим функциональным аппаратом соединений. В температурном режиме лишь я способен колебаться в пределах сотен градусов в микросекунду, не говоря уж о запасах химически смешивающихся веществ, источниках энергии и всем прочем. Я овладеваю своим назначением.
Ответ Говарду не понравился. Он прозвучал так, будто Флеминг идентифицировал себя с машиной, соединив свою личность с космической станцией. Говард с усилием спросил:
- Тебе разве не известна ее цель?
- Отсутствует жизненно важный компонент, - после паузы ответил Флеминг. Необходима матрица. И кроме того, я еще не полностью овладел контролем.
К жизни начали пробуждаться дополнительные силовые установки, и стены с гудением завибрировали. Говард почувствовал, как под ним дребезжит пол. Казалось, станция пробуждается, напрягается, собирает воедино весь свой разум.
Говард чувствовал себя человеком, попавшим в брюхо морского чудища.
Говард ходил еще несколько часов, оставляя за собой яблочные огрызки, апельсиновую кожуру, кусочки жира, пустые упаковочные коробки и обрывки оберточного пергамента. Теперь он жевал не переставая, ощущая постоянный назойливый голод. Пока он ел, чувствовал себя в безопасности, ибо еда являлась принадлежностью родного космического корабля, Земли, в конце концов.
Внезапно стенная переборка отъехала в сторону. Говард отодвинулся.
- Входи, - сказал голос, который он попытался идентифицировать с голосом Флеминга.
- Зачем? Что это? - Говард посветил фонариком в открывшийся проем и увидел непрерывно движущуюся ленту пола, исчезающую во тьме.
- Ты устал, - произнес флемингоподобный голос. - Этот путь быстрее.
Говард хотел бежать, но было некуда. Придется довериться Флемингу и храбро встретить темноту по ту сторону луча от фонарика.
- Входи.
Говард покорно вошел и уселся на движущуюся ленту пола. Впереди была видна лишь тьма. Тогда он лег.
- Ты не знаешь, для чего нужна станция? - поинтересовался он у темноты.
- Уже скоро, - ответил голос. - Как бы не хотелось обмануть их ожиданий!
Говард не посмел спросить, чьих ожиданий не хотел обмануть Флеминг. Он закрыл глаза и позволил темноте поглотить себя.
Поездка длилась долго. Сжав в руке фонарик, Говард направил его вверх; и луч света отразился от полированного металлического потолка. Говард машинально жевал бисквит, не чувствуя вкуса и едва сознавая, что во рту. Ему казалось, что машина говорит, но на языке, который он не способен понять. Он слышал протестующий скрежет движущихся частей, трущихся друг о друга. Затем откуда-то прыснула струйка жидкой смазки, и умиротворенные детали притихли, движение стало мягче. Двигатели запищали и запротестовали, поколебались немного, чихнули и ровно загудели, с удовольствием возвращаясь к жизни. То и дело сквозь другие звуки прорывалось клацанье электронных цепей, перенастраивающихся и приводящих себя в порядок.