Свежий, пахнущий нагретой землей и лесом ветерок врывался в окна.
«Тогда тоже было лето», — вспомнил Фомин.
— Несколько поворотов, и аэровокзал.
В досмотровом зале Фомин сразу увидел Сергея, одетого по-дорожному и с чемоданом. Потом отыскал глазами Михайлова. Тот стоял у стола регистрации. А вот и Котов о чем-то говорит со служащим таможни.
Фомин вновь посмотрел на Сергея. Крупные, но мягкие черты лица, серые глаза как у матери. Большой лоб. Русые, чуть волнистые волосы. Большой и сильный, и такая спокойная доброта в нем.
А может быть, это ему, отцу, так кажется? Но ведь похож. Похож на него молодого, который…
Чуть заметная улыбка тронула губы Фомина, когда он подумал: интересно, как себя почувствует Зандлер в обществе этого молодого чекиста. Может быть, увидит сходство?
В зал вошла группа пассажиров. Фомин без труда отыскал среди них Гартенфельда. Вот Гартенфельд подал свои документы. Котов взял их, посоветовался о чем-то со старшим зала. Потом Котов пригласил Гартенфельда в кабинет начальника таможни. Эрна пошла за ними, но Котов остановил ее. Минутой позже к ней подошел Михайлов, и она вместе с ним прошла в другую комнату. Туда же прошел Сергей. Все это прошло быстро и без хлопот, незаметно для окружающих.
«Кажется, все благополучно», — подумал полковник и направился к выходу.
Внешне Гартенфельд ничем не выражал беспокойства. Он надел на себя маску невинно оскорбленного, но сдержанного человека, который знает, что произошло недоразумение и не сомневается, что сейчас все выяснится.
А разум был в смятении. Он лихорадочно перебирал в памяти каждый свой шаг в эти последние дни, все, что могло привести его к провалу. То, что они, Гартенфельды, в чем-то разоблачены, он уже не сомневался. Но в чем?
В таких случаях русские щепетильны и безукоризненно корректны. И в особенности когда им приходится иметь дело с иностранцами. И коль скоро решились на задержание, значит, для этого имеют основания. Кто-кто, а он знал: если им известна даже десятая часть его деятельности, материалов уже больше чем достаточно для их ареста. Но в глубине души все еще жила надежда, что его старые счеты с русскими канули в Лету и чту не мог же он, старый, опытный и осторожный разведчик не заметить слежку.
Убийство Лотты? Не может быть — там все чисто его никто не видал. Об этом он позаботился.
Остается Лугунов. Допустим, Эрна растеряется и расскажет кое-что. Но это только Лугунов. Она ничего не знает о его прошлом, а о некоторых его шагах здесь не имеет никакого представления.
Они подъехали к высокому серому зданию, хорошо знакомому ему по старым фотографиям, а в Москве — по прогулкам: в первые дни приезда специально заглянул сюда, на площадь Дзержинского, чтобы посмотреть на этот дом и памятник. И тут Гартенфельд, наконец, успокоился — он собрался для новой игры.
Первый допрос покажет, как ему себя вести.
— Ну и жарища сегодня, — посетовал Котов, входя в кабинет. — А у вас тут прохладнее, чем на улица, и сквознячок.
Фомин кивнул на стул.
— Как дела? — спросил Фомин.
— Все в порядке, Евгений Николаевич, — без эксцессов. Ехали тоже спокойно. Единственно, о чем спросил меня Гартенфельд: узнают ли в МИДе об их задержании. Я его успокоил, сказал, что узнают немедленно. Сейчас он находится у Михайлова, а Эрна у меня в кабинете — с ней беседует Сергей. Нервничает она ужасно, в аэропорту умоляла разрешить ей поговорить с дядей, даже прослезилась.
— Я был в аэропорту, Захар Петрович. Теперь давайте по нашему плану. Я вам помогу, а к Михайлову подключусь несколько позднее. Скажите, пусть заглянет ко мне. Я хочу еще кое-что подсказать ему. Да, забыл спросить: при обыске нашли что-нибудь?
— Ничего любопытного. Если не считать весьма оригинальной ручки, изъятой у Гартенфельда.
— Заберите у Михайлова все, что касается Эрны, и, как только лейтенант окончит первичный допрос, приведите ее ко мне. Но сначала пусть обязательно зайдет сам.
Котов ушел. И вскоре уже Михайлов слушал наставления полковника.
— Он легко не расколется. Будет долго цепляться за каждую мелочь и, прежде всего, потребует объяснить причины его задержания. Скажите, что он задержан за шпионаж и предложите, на первых порах, чтобы он рассказал, кто он, с какой целью прибыл в Советский Союз. Прямой, в лоб вопрос. Но тут он уместен. В зависимости от того, как он поведет себя, будем строить свою позицию к открывать ему наши карты.
— Спеши медленно, — улыбнулся Михайлов.
— Вот именно, — кивнул Фомин.
— Признаюсь, мне не терпится сбить с него спесь, задавить фактами, чтобы…