Гартенфельд заметно побледнел. Однако сумел взять себя в руки, улыбнулся и старательнее обычного, выговаривая слова, ответил:
— А вы, как и прежде, любите громкие фразы. Людям нашей профессии они ни к чему. Интересно, что за доказательства у вас могут быть?
— Больше, чем достаточно, чтобы навсегда вывести вас из игры. Протокол опознания инспектора персонального отдела специальных училищ абвера Кюме вас удовлетворит? И эта конвульсия, которую не смогла убрать ваша медицина, не говоря о такой мелкой детали, как отпечатки пальцев.
Брови Гартенфельда удивленно взлетели.
— Да, да. Представьте себе. Пленка на пальцах не выдержала испытаний. Хотите еще доказательства?
— Спасибо. Вы очень любезны. И в своих рассуждениях почти правы. Я говорю — почти, потому что в одном вы ошибаетесь. Таких, как я, не уничтожают, о чем вы мне недвусмысленно дали понять. Их меняют, как вы обменяли Пауэрса и Вина. Надеюсь, обменяете и Зандлера. Тем более, выбор у вас будет большой. Я представляю теперь не одну страну.
— Не обольщайтесь. И не мечтайте об обмене. Те, кого вы назвали, не убивали наших людей, и давайте наконец перейдем к настоящему разговору. Итак, фамилия, имя, год и место рождения. — начал полковник допрос так, как он начинается при ведении любого следственного дела.