И потом, заметьте, это же и страшно просто, как бывает простым все подлинное и живое. И так просты у Маяковского почти все метафоры. Вот сложная, образованная из наслоения одна на другую нескольких метафор:
Вот образованная из трех:
Из двух:
И наконец метафора простая:
Во всех этих четырех примерах от самой сложной до самой простой из метафор Маяковского, какая то удивительная любезность к читательскому вниманию. Ведь это все, иногда яркие до ослепительности и бьющее до боли, как образ никогда не обременительно, не тяжело в самом процессе восприятия. Аналогичными примерами я мог бы иллюстровать и развитие образа иного, конъюнктурного, лежащего в основе лирического скелета пьесы, но тогда нужно писать уже не о книге Маяковского, а о Маяковском, а рамки рецензии едва ли позволять сделать это.
Сравнительно с предыдущими книгами, в «Облаке в штанах» нужно отметить большее разнообразие ритмов, новые рифмы и более внимательную работу над ассонансом.
То однобразие ритма, которое, как и Северянину в первой книге, прощалось Маяковскому, перебивается интересными метрическими ходами, как например:
или следующая хорошая комбинация ямбов с амфибрахиями с удлинившем на конце:
Из ассонансов Маяковского привлекают пока с пропуском слогов: «бешенный – нежный», «жареным – пожарным», «пролетки – все-таки», «подрядчики – подачки» etc. В книге есть и неплохие рифмы: «Джек Лондон – Джиоконда», «Разжал уста – пожалуйста» и другие.
Заканчивая настоящую заметку, я могу только лишний раз заявить о положительном превосходстве книги над очень и очень многим, что появлялось на стихотворном рынке за последние два года. Жаль, что это же превосходство не позволяет и высказаться об ней вполне в пределах этой краткой заметки, так как, конечно, рецензия об «Облаке в штанах» в 133 строки не может быть исчерпывающей.
Я не хочу быть односторонним и пристрастным, но если я до сих пор не упомянул о недостатках рецензуемого издания, то только потому, что все они исключительно формального характера и, касаясь главным образом притупленности некоторых рифм и несколько косноязычного построения отдельных периодов, иногда задерживающего общее лирическое развитие пьесы, кажутся нам несущественными.
Конст. Большаков
ВАДИМ ШЕРШЕНЕВИЧ. Автомобилья поступь. Лирика (1913–1916) Изд. «Плеяды» М. 1916. Стр. 88; ц. 1 р. 25 коп. – Быстрь. Монологическая драма. Изд. «Плеяды». М. 1916 Стр. 42; ц. 1 р. – Зеленая улица. Статьи и заметки об искусстве. Изд. «Плеяды», М. 1916. Стр. 140; ц. 1 р. 25 к.
Высокая специализация всех отраслей человеческого производства в наши дни, не могла не коснуться, если не больше, и области художественного творчества.
Ибо существует писанный или неписанный разум, руководящий принципами поэтического творчества, как точное знание, и поэт сегодня есть только поэт.
Но, если в этой последней формуле сужен до минимальных размеров предел утверждениям о существовании «божественного глагола», feu sacre etc, то в ней открыт и широкий простор для принятия любого продукта поэтического производства, как подлинной лирики.
Ведь в самом деле, если здесь не применима ни одна из экономических теорий меновой ценности, если сама, по существу своему, лирика поставлена в исключительные условия рыночного оборота, то что же иное как не размер читательского спроса, является контролирующе-испытательным аппаратом для ней?
А, если принять целиком это последнее положение, то роль эстетической критики не без боли уступившей свои прежние права и преимущества экономическим дисциплинам, сводится лишь к простым клакерским услугам читательскому вниманию.