«Страну Лебедию забуду я…»
Страну Лебедию забуду я
И неги трепетных Моревен,
Про конедарство ведь – оттуда я
Доверю звуки моей цеве.
Где конь благородный и черный
Ударом ноги рассудил,
Что юных убийца упорный,
Жуя, станет жить, медь удил.
Где конь звероокий с волной белоснежной
Стоит, как судья, у помоста
И дышло везут колесницы тележной
Дроби злодеев, и со ста.
И гривонось благородный
Свое доверяет копыто
Ладони покорно холодной,
А чья она – всеми забыто.
Где гривы – воздух, взоры – песни.
Все дальше дальше от Ням-Ням!
Мы стали лучше и небесней
Когда доверились коням.
О люди! так разрешите Вас назвать?
Режьте меня, жгите меня!
Но так приятно целовать
Копыто. у коня:
Они на нас так не похожи,
Они и строже и умней!
И белоснежный холод кожи,
И поступь твердая камней
Мы не рабы, но вы посадники!
Но вы избранники людей!
И ржут прекрасные урядники
В нас испытуя слово: дей!
Над людом конских судей род
Обвил земной шар новой молнией
Война за кровь проходит в брод
Мы крикнем этот дол не ей!
И черные, белые, желтые
Забыли про лай и про наречья!
Иной судья – твой шаг – тяжел ты!
И власть судьи не человечья!
Их, князь и князь, и конь и книга,
Речей жестокое пророчество
Они одной судьбы, их иго
Нам незаметно точно отчество.
Сергей Бобров
«Я к этой пристани верной…»
Я к этой пристани верной
Упорным отталкивался шестом, –
Я гнал за ветром северным,
Я знал, что меня ждут.
О, никни, багор великий,
В безнадежную пропасть вод;
Непостижные лики
Ветер, извиваясь, рвет.
Сорви, сорви, летун необычайный!
Ко мне – руки мои!
Леты, полумертвые дни,
Жесточайший поход.
1913.
Судьбы жесты
Когда судьба занесена –
На мир презрительным указует перстом
(– На пажити, туманов прорывы –
Там: – города, волноречье, взморье,
Глубина караванов, изгибы, люди –
На холод, на теми.
Крепи, отливы –);
Презрительным перстом,
Низвергая тусклейшие ряды –
Борозды, звезды ринутся,
Раздвигая ослеплений бег и пробег.
Тогда начинается, ломается явная пытка –
И леты нервических летунов
Оборвут искрометы,
Землеломы, подводники
С отличноустроенным ревом.
Вы же, громы…
А небесную пажить разломить
Крыльям блиндажа удастся ль!
Но лопнет струной золотой меридиан,
Но, звякнув, иссякнет стран поток:
Нежно опустит руки Рок.
1914.
Конец сражения
Воздушная дрожь – родосский трактор.
О, темь, просветись, лети!
Земля дрожит, как раненый аллигатор,
Ее черное лицо – изрытая рана.
Валятся, расставляя руки, –
Туже и туже гул и пересвист,
Крики ломают брустверы,
Ржанье дыбится к небу.
О, сердце, крепче цепляйся
Маленькими ручками за меня!
Смотри: выбегают цепи
В полосы бризантного огня.
И чиркают пули травою;
Еще минута – и я буду убит.
Вчера контузило троих, сегодня… что такое?
Нечего и вспоминать, надо стрелять, –
Это я – просто так.
Но сегодня – какое то странное…
И даже, – странные тики у рта!
Как вниз уносится земли полоса –
В мрак! в мрак!
– Да, этого быть не может!
Это просто так.
1914.
Черные дни
На тяжкий профиль блиндажа
Метнулись легких куски,
И радиотелеграф тонкий
Скомандовал: – перелет.
Тогда блиндиромобили
Качались по мертвым телам;
Счастливые долины Шампаньи
Заливал пушечный гам.
На гаубиц серые хоботья
Дымки серебристые плыли,
Вспухая то там – то там.
Стрекотали и жали из дали,
Из близи мортирные дула;
И плыли, и плыли, и плыли,
И тяжкую пажить пахали,
На хвост сваливался биплан.
Вы, черные сенегалы,
Гнули штыки о каски;
Падали – на милю не видно,
Кончается ли кровавое поле!
А бледные люди в Генте,
Отирая холодные руки,
Посылали на горы плотин
Черный пироксилин,
И горькой Фландрии горе
Заливало соленое море.
1914.
Катящаяся даль
Хранительных теней привалы
Воздвигаются внове.
Но там меня ждут, не дождутся
У лиловой воды Оби, –
Издали розовых колоколен –
Среди снегов стрекотанья:
Стоит город Березов,
Изгнанья почтительный ров,