Руки складываются в котомку:
Все. Я иду, иду.
В тьму врезается тонкий
Меч туманящих орд.
1914.
Забывчивость
Все застывало спорным утверждением,
Все застывало (поверьте мне!),
Когда за шумением шопот
Порывался потухшей свечей!
– Их, эти страны лимонадца и галопа!
Страны черных невероятий!
Каждый ход – вод пакетбот;
Вся Европа играет (бутада!), –
Все это – куски гарпий.
Очень определенно и надоедливо:
Одно: – ах, эти страны…
Здесь все опять повторяется,
Повторяется,
Теряется, ряется.
Какое наглое умиление,
Необыкновенность моей радости,
Умилительность этой ночи,
Веселие обыкновение.
1914.
Опушка
Нет тоски, какой я не видал.
Сердце выходит на белую поляну:
Сеть трав, переступь дубов,
Бег кленов.
Темный кров лесов; ждать не стану.
Когда раненый бежит невесело,
Сердце, выдь, выдь ему на дорогу;
Здесь окончится перекресток; –
Тихо проходит лес,
Пашни не спешат
От струй рек.
1914.
Беглец
Твоим странствиям мелодичным,
Что предписан, основан за конец?
Будь же навеки обезличенным,
Высокий беглец.
Тебе – только трав шуршанья!
– О, наверно я знаю! –
И в беге: домов колыханья
И трудов неисполненных рай.
Жизни трудной
Бесконечна тяжкая пажить;
Не останавливайся,
Пусть судьба твоя раньше не ляжет.
1913.
«На эти горных скал озубья…»
На эти горных скал озубья,
Как вихри, взлетал иной океан,
Клопоча, хоронясь в ущельных окнах,
Он плескался, как голубь в огне.
Когда бы я свежевейно проник
В грезные мызы его овладений,
Он глухо и тупо сорвался с ног,
И скал стук был – цепей цоканье, –
И быстрый водоросль, обрывистый клекот
Мозг разбивал, раскладывая
Мысли в домино.
О, жаркого полка неудержные – ноги!
Все эти завесы, склоны и покаты
За одну выжженную солнцем неделю
Продавал газетчик откормленный,
Но покупатель за гробом шел.
1915.
Кисловодский курьерский
О, легкая мчимостьи о, быстрая улетимостьи
Как – гул колес, стук, крик лег;
Разверни хрип, вой мук живых,
И со стрелки соскальзывай – раз, два, три, – еще:
Раз, два, три! – железными зубами
За безднами куснуть стык; зеленому огоньку
Лепетнуть. Семафор –
Язык
Опуская, чтоб вырвать вой, –
И быстрее:
Мчее, левее, милее, живее, нежнее
Змея живого медным голосом: –
Хрип звезд, брань столбов,
И – ровно, чудно – словно, бурно,
И – нудно, емно, – скудно, до домны:
По мосту летивея –
Графиты… черноземы… сланцы…
Станция. 10 минут.
1915.
«Дух вольный легко веет…»
Дух вольный легко веет,
Улыбка мира, Нальчик!
Ты нежнее глаз синих,
Мудрых ущелий таинник.
На тоненьком стебле
Вырастает он над Кабардой;
Вихрь с гор, свистун сладчайший,
Плащами ударяет тело.
Небесные звери
Ложатся к тебе на плечи.
Улыбка мира! –
Горный царевич.
12. VIII. 915. Нальчик.
«Трепетающий шорох восторженности…»
Трепетающий шорох восторженности
Многоустным духом;
Вечеров замирающих мглистые… –
Холодятся души ледников.
О, пресветлый край льда!
Исчисляя добычи бытий,
Ты будишь дубков вокруг
Крушину обвевать.
Меня тащили за руки и бросили
Высокожелезные силы;
Я упал на лапы зверенком,
Мог в мох укрыться я.
1915.
«Стрепеты стремнин стройных тесней…»
Стрепеты стремнин стройных тесней.
Натиск резких, хитрых рек –
Треск ветвей погружает лица
В брызги темнодолых лук.
И стройный трепет погружает каплицу,
Выси каплицу на облак-дымь;
Светлые ветлы лыка веют,
И лики – капель лога беглецы.
Но вынесешь ли резкий дуновений нож,
Резак глаз, палач мук легких;
Жен лесных собиратель, грибной старик –
Киркой берега (лета рыбы босой).
О – бег мой ничтожен за кучей берегов.
Стобережных ручьев капли слез:
И чище, и лише слеза – недуг,
Острее милость путей зеленых.