Мой язык продолжает исследовать её тело, словно пальцы слепого — книгу, написанную шрифтом Брайля. Добрался до маленькой впадинки пупка, от него ещё ниже, к лобку, покрытому почти незаметным, золотистым пушком. Провожу языком по влажной расщелине, делаю сначала осторожную, затем более настойчивую попытку протолкнуть его внутрь, и со второй попытки мне этой удаётся. Она истекает влагой, которая кажется мне нектаром, я на взводе, Инга уже не стонет, они тихо рычит, пытается что-то несвязно сказать, но в этот момент я запечатываю её уста своим поцелуем, одновременно направляя свой мужской корень в расщелину сладострастия.
Gloria, can you waddle, ah, ah?
Gloria, can you waddle, ah, ah?
Gloria…
Песня закончилась, и игла с шуршанием ползёт к центру винилового диска. Время летит совсем незаметно, первая сторона пластинки уже закончилась, и мы тоже близки к финалу. Когда я начинаю делать то, что должен делать мужчина, Инга изгибается всем телом, а из её груди вырывается крик. Я боялся, что потеря девственности (если таковая присутствовала до нашей интимной близости) может причинить моей партнёрше вместо удовольствия болезненные ощущения, но, похоже, сейчас Инга испытывала самый настоящий оргазм. И я аккуратно, но настойчиво проникал внутрь, делая всё возможное, чтобы было хорошо не только мне, но и моей девушке.
Когда она лежала передо мной, обмякшая от первого в жизни оргазма (почему-то я был уверен, что первого), я тихо отлучился в ванную и, недолго думая, смыл использованный презерватив в унитаз. Надеюсь, не забьётся.
Потом, совершив некоторые гигиенические процедуры, вернулся к ней, она всё так же лежала с закрытыми глазами, я лёг рядом, и мы сплели пальцы наших рук. Я, повернув голову, смотрел на её теперь уже ровно вздымавшиеся грудки со всё ещё торчащими сосками, и думал, что готов пожертвовать чем угодно, только бы быть рядом с нею до конца своих дней.
— Ты у меня первый, — внезапно сказала она, подтверждая мою догадку.
— Надеюсь, и останусь единственным, — улыбнулся я, привстав на локте и целуя её в губы.
— А я в этом уверена, — тоже улыбнулась она, но тут же сделала шутливо-строгое лицо. — И только попробуй мне изменить!
— Ни за что на свете! — приложил я правую ладонь к груди.
К своей груди, хотя очень хотелось легонько сжать её упругие грудки, но какое-то внутреннее чутьё мне подсказывало, что для первого раз и так уже более чем достаточно. Тем более что во взгляде Инги промелькнуло что-то похожее на стыд, смешанный с испугом.
— Я в ванную отлучусь, — сказала она, встала, стараясь держаться ко мне боком и, прикрывая грудки руками, на цыпочках побежала наводить чистоту.
А я уж, так и быть, до дома потерплю, и пока Инга стояла под струями душа, успел полностью одеться. А заодно убедиться, что она и впрямь была девственницей, когда разглядел на узорчатом покрывале дивана несколько алых пятнышек.
Прощание получилось немного скомканным. Уже в коридоре, обуваясь, я сказал, что через три дня мы с тренером улетаем в Ташкент на первенство СССР.
— Олимпийского мишку беру с собой, пусть поглядит на восточный базар. Кстати, что тебе привезти в подарок? Принимаю заказы до одной тонны, — козырнул я цитатой Фили из кинокартины «Девчата».
После этих слов наконец-то и Инга улыбнулась, которая из ванной комнаты вышла какой-то серьёзной и, казалось, мечтавшей побыстрее остаться одной.
— Ой, а я не знаю… Может быть, тюбетеечку?
— И тюбетейку тоже, а там ещё что-нибудь присмотрю.
На следующий день Валя принёс всё-таки магнитофон, и мы с моими музыкантами всего с четвёртого дубля записали «Посвящение». А до кучи я под акустику с бас-гитарой Валентина записал ещё и шуточную «Новогодюю»[1], которую я сочинил в конце нулевых, естественно, следующего века. Пришлось заменить только одно слово, вместо «поздравленье Президента» я спел «поздравление генсека».
Мама сегодня работала во вторую смену и, вернувшись домой, я увидел на столе сиротливо лежавшую повестку из Первомайской прокуратуры, в которой мне завтра, во вторник, к 10 утра предлагалось явиться к прокурору района. Понятно, что по делу аэропорта, вот только бы знать, что им ещё от меня понадобилось? Этот же вопрос задала мне и мама, когда я встречал её на проходной типографии, на что я мог только пожать плечами.
К прокурору Первомайского района Евгению Ивановичу Тришину я заявился за пять минут до назначенного времени. Секретарша сказала, что меня вызовут, и действительно, Тришин принял меня ровного в десять. Судя по выражению его лица, мне вроде бы не стоило опасаться в свой адрес каких-то инсинуаций.