— Проходите, товарищ Варченко, присаживайтесь. Вы, наверное, догадываетесь, по какому поводу я вас к себе пригласил?
— Думаю, из-за того заявления, которое я принёс вам в прокуратуру вместо покойного Низовцева.
— Совершенно верно! Мы провели расследование, в результате которого обнаружили серьёзную недостачу горюче-смазочных материалов на складе пензенского аэропорта. Начальник склада сначала отпирался, но затем под давлением улик дал признательные показания. Состоявший с ним в сговоре начальник аэропорта в надежде на смягчение приговора сам написал явку с повинной, расписал, сколько лет они занимались воровством и на какую примерно сумму был нанесён ущерб государству. Так что теперь дело за судом. А вам, молодой человек, — сказал он, вставая, и я последовал его примеру, — вам я от лица Первомайской прокуратур хочу вручить вот это благодарственное письмо за моей же подписью. О вашем поступке также будет доложено по месту учёбы, пусть знают, какой достойный у них студент.
Прокурор широко улыбнулся, пожимая мне руку, а я смущённо, благодаря за столь щедрую оценку моего поступка, который на моём месте совершил бы каждый.
— Ну, предположим, далеко не каждый, — возразил Тришин. — Многие предпочли бы просто выбросить это заявление, чтобы лишний раз не связываться с правоохранительными органами, или им вообще помешала бы лень дойти до прокуратуры. В общем, человек при желании способен придумать кучу причин, чтобы только не исполнить свой гражданский долг. Так что ещё раз огромное спасибо! И передайте благодарность вашим родителям, которые воспитали такого сына.
Ну, я, конечно, передал. В том числе и отцу, который три дня спустя переступил порог нашей коммунальной квартиры. Выглядел он в своей мохнатой шапке и дублёнке настоящим полярником, лицо обветренное и немного щербатая улыбка от уха до уха.
— Ого, а сын-то как вымахал! Ну здорово, Максим, держи, грызи вот кедровые орешки, от них мужское здоровье на подъём идёт.
И вручил мне небольшой полотняный мешочек килограмма на три, под завязку наполненный кедровыми орехами. А следом — пару суперкруто выглядевших кроссовок какого-то неизвестного бренда «Mizuno».
— Японские, — довольно прокомментировал батя. — Полтинник отдал за них. Перед самым отъездом купил, у матери ещё спросил, какой у тебя сейчас размер. Ну-ка, примерь… А то если жмут — придётся продавать, хотя тут в Пензе, думаю, их с руками оторвут.
Кроссовки были чуть-чуть великоваты, но это даже к лучшему, можно будет лишний год в них проходить. Да, сумел отец приятно удивить… Мне их даже снимать не хотелось. Матери он тоже привёз подарок в виде шикарной шапки из чернобурки. Выслушав её восторженный рассказ о моих неожиданных успехах, отец даже сначала не поверил.
— Чё, правда книжку написал? А почитать дашь?
Пришлось объяснять, что все четыре экземпляра в Москве, в разных издательствах, и если где-то не прокатит (а где-то по-любому не прокатит) то экземпляр рукописи пришлют почтой. Потом он увидел висевшие на стене медаль и грамоту за победу на первенстве РСФСР, а когда мать рассказала про гонорар за «Гимн железнодорожников» — и вовсе выпал в осадок. Даже не поверил сначала, думал, мы его разыгрываем, так что маме пришлось показывать сберегательную книжку.
— Охренеть! — выдал отец, хватая себя за отросший чуб. — И на что мы их потратим?
Вот ещё один любитель побыстрее избавиться от семейного капитала. Пришлось провести небольшую воспитательную беседу, как и в случае с мамой. После чего сказал, насыпая в карман лётной куртки орешков:
— Так, ну вы тут поворкуйте наедине, а я пойду часочек-другой погуляю.
Родители слегка смутились от такого моего выражения, однако возражать не стали, показалось, что они мой временный уход внутренне одобряют. У меня же, когда я вышел под вечернее небо, на котором загорались звёзды, мелькнула мысль позвонить Инге, но отчего-то не решился. Вот из Ташкента вернусь, пообещал я сам себе, тогда обязательно позвоню и назначу свидание.
— Макс, ты где вечно пропадаешь?
О, Андрюха с Игорьком! Поздоровались, насыпал в подставленные ладони орешков, после чего решили спуститься в подвал. Спустились, Игорёк ввернул в патрон лампочку, и подвал озарился тускловатым 60-ваттным светом. Давненько я здесь не был, хотя, по большому счёту, ничего особенно не изменилось. Разве что появился столик и две табуретки — третью заменял поставленный на попа сколоченный из реек овощной ящик. Да ещё в углу стояла видавшая виды гитара производства «Пензенской фабрики пианино». Несмотря на название, там помимо пианино делали и такие вот дубовые гитары, как семиструнные, так и шестиструнки, игра на которых превращала пальцы в настоящий фарш.