— И есть еще один момент, — добавил Старик-Саша, — у вас все есть пока вы работаете. А когда выйдете на пенсию? Сто двадцать рублей? Или персональную аж двести рублей?
— Не переживай! — усмехнулся дедушка Кати. — Академики, как правило, на пенсию не уходят, но вот я по болезни вышел. И у меня, как у академика, пенсия — пятьсот рублей! Не считая массы остальных льгот.
— Все равно я не хочу сидеть на вашей шее! — настаивал юноша.
— Мы это уже поняли, и это правильно, хотя и обидно! Катя наша единственная дочь, и что, мы теперь не должны о ней заботиться? — сухо сказал отец Кати. — Нам то все это зачем? Первый раз вижу такого молодого человека. Я все время боялся, что Катя влюбится в проходимца, которому нужна будет не она, а то приданое, которое за ней будет. А оказалось, она влюбилась в парня, которому вообще от нас ничего не нужно! Даже и не знаю, какой вариант лучше.
— Папа! Никто не мешает вам это делать! И мы с удовольствием примем любую вашу помощь! Правда, Саша, — в голосе Кати, обращённому к юноше, зазвенел металл и категоричность. — Но я согласна с Сашей, мужчина должен быть добытчиком в семье! Хотя бы для того, чтобы его уважала его же жена и дети!
— Катенок! Я поражаюсь твой женской мудрости! — юноша обнял свою подружку, а она ему прошептала на ушко: — Ты хоть и умный старичок, но я вовсе не дурочка!
Глава 6
Сплошные сюрпризы
— В любом случае, я предлагаю всем подумать над тем, как мы могли бы зарабатывать сами и не зависеть от капризов начальства или руководства, — Старик-Саша был неумолим в своем желании что-либо изменить. — Вот смотрите сами! Возьмем, к примеру, переизбрание Виктора Ивановича на пост директора института! Ведь оно висело на волоске. Хотя я не думаю, что есть более достойный кандидат на это место.
— Спасибо, Саша! — улыбнулся отец Кати.
— Но в результате интриг академических бюрократов, начальствование могло сорваться. Неужели наше благополучие должно и дальше зависеть от этих закулисных игрищ? — горячился юноша.
— Что ты конкретно предлагаешь? — прямо спросил дедушка Кати.
— Раньше, я бы предложил создать научно-исследовательскую артель…
— Ха-ха-ха! Что? — дедушка Кати расхохотался так, что пришлось откинуться на спинку кресла, где сидел. — Как? Артель? Научно-исследовательская? Ой не могу, я давно так не смеялся! И название можно придумать: «Артель околовсяческих наук!» Держите меня! Ха-ха-ха!
Сергей Порфирьевич так задорно хохотал, что отец и мать Кати тоже рассмеялись. Катя с тревогой посмотрела на своего кавалера и прошептала, склонившись, ему на ухо:
— Сашенька, не обижайся пожалуйста. Я давно не видела, чтобы дедушка так смеялся. Ну прости его, пожалуйста, ради меня. Ну шутит он так.
— Я понимаю, что слово «артель», в контексте с наукой, звучит смешно. Но как говорят китайцы, неважно какого цвета кошка, главное, как она ловит мышей, — не смутился закаленный в таких словесных баталиях и ристалищах старый-юный ученый. — Тем более, что артели давно ликвидированы Хрущевым. Но у нас появился — ненадолго — новый шанс. И мы должны торопиться, так как окно возможностей скоро закроется.
— Поясни, Саша, пожалуйста, свою мысль! — успокоившись попросил отец Кати.
— Виктор Иванович, а что Вы слышали о реформе Косыгина-Либермана? — спросил юноша.
— Что слышал? Реформа это, которая направлена на стимулировании повышения производительности труда. Если я не ошибаюсь, то это касается в основном промышленности, — ответил академик.
— Правильно! Среди прочего, она предусматривает возможность самостоятельного распределения прибыли полученной предприятием, в том числе и выплат ее в виде премии.
— И что? — спросил успокоившийся и отдышавшийся дедушка Кати.
— У нас в Академии не было таких разговоров, — произнес отец Кати.
— Правильно. У вас же специфическое производство, скажем так — производство знаний. А прибыль от этих знаний получают предприятия, где эти знания внедряются, — уточнил Старик-Саша.
— Это верно, — поддержал его академик.
— А кто запрещает применить эту реформу и в Академии, — произнес юноша и задумчиво обвел взглядом всех присутствующих. — Но мы должны торопиться. Я думаю, ее скоро отменят, — с глубокой уверенностью в своей правоте произнес юноша.
— Почему отменят и что нам делать? — спросила Катя с настороженностью.
— Потому, что этот Либерман типичный гешефтмахер! Сама идея его порочна и не учитывает особенностей социалистической экономики. А приведет это к тому, что в СССР появится целая прослойка крипто-буржуазии — подпольные цеховики! — то, что они будут потом одним из ударных отрядов уничтоживших СССР, Старик-Саша говорить не стал.
— Это что же получается? В правительстве сидят вредители во главе с Косыгиным, что ли? — усмехнулся дедушка. — Будь столь любезен, объясни нам, чего они там не учли? И ты сам нам предлагаешь тоже стать этими… как это… крипто-буржуями?
— А что такое эти крипто-буржуи? — спросила Катя.
— «Крипто» — это слово обозначающее тайный, скрытый. То есть тайные, скрытые буржуи, — пояснил старый академик.
— Думаю, что сам Либерман, все прекрасно учел, и его вредительство очевидно, а вот почему этого не увидели в правительстве, тоже заставляет задуматься, — ответил Старик-Саша, хотя прекрасно знал, что все «могильщики» СССР не появились вдруг ниоткуда, а были заботливо взращены в недрах самой советской элиты. — Все дело в особенностях советской экономики.
— Саша! Ну не выпендривайся. Все уже поняли, что ты у меня очень умный, говори прямо! — голос Кати звучал укоризненно, но юноша сделал снисхождение на ее возраст и продолжил разъяснение своей позиции.
— Все дело в системе ценообразования. В отсутствии свободного рынка, который смог бы сам регулировать цены на тот или иной продукт или товар. Эти цены, скажем так, устанавливаются волевым способом. И так как рынок СССР закрытый, то это, в принципе, не имеет никакого реального значения. Наша экономика, если говорить откровенно, напоминает единую гигантскую государственную акционерную корпорацию, где все граждане являются ее акционерами. Это выражается в том, что практически вся прибыль получаемая от государственных, а других у нас и нет, средств производства поступает в государственный бюджет, откуда распределяется, в том числе и на социальную поддержку населения.
— Саша! Я согласен по существу с тем, что ты говоришь, — вмешался дедушка Кати, — но как старый лагерный сиделец, хочу тебя предостеречь от той формы, в которой ты это все излагаешь. Не нужно этих буржуазных словечек: акционеры, корпорация и подобные им. Тебя могут неправильно понять.
— Спасибо, но я же в кругу своих будущих родственников, вы же меня не сдадите, — рассмеялся юноша, — но я учту Ваше замечание Сергей Порфирьевич. Так вот я продолжаю. Не секрет, что практически все, что производится — особенно жизненно важные товары — дотируется государством. Например, хлеб.
— И это очень правильно! — уверенно сказала Катя. — Наша партия и правительство заботятся о нашем народе.
— Совершенно верно. И эти дотации, когда все деньги вращаются в одном и том же государственном контуре, не имеют никакого значения. Всё равно — все затраты и все доходы крутятся в одном кармане. Но к чему приведет реформа Либермана, когда прибыль не будет возвращаться в государственный карман, а начнет распределяться среди работников отдельного взятого предприятия?
— И к чему же? — снова спросила Катя.
— А к тому, что дотации на сырье и комплектующие, аренду помещения, электричество и отопление, останутся на балансе государства, а прибыль, которая будет формироваться, во многом и за счет этих дотаций, будет положена в карман этих работников. То есть тратить будут все жители СССР — через расходы бюджета — а прибыль получат только отдельные элементы этой сложной структуры. Иными словами, расходы лягут на государство, а доходы получат только избранные.
— Ничего себе, — удивилась Катя, — а что же делать?