— Чтобы я прожил в здравом уме и трезвой памяти, как можно дольше. Пока я функционален и работоспособен будет существовать моя академическая группа, в которой ты будешь работать!
— Я и без этого желаю Вам крепкого здоровья!
— Одних пожеланий мало! Нужно что-то более действенное!
— Но у меня нет эликсира здоровья! — ответил Саша.
— Зато я знаю где есть! — шепотом, но твердо ответил старый академик.
— Я слушаю, — склонился к нему юноша.
— Слушай меня внимательно, — начал дедушка Кати. — С тысяча девятьсот сорок восьмого по тысяча девятьсот пятьдесят третий, я отсидел в Хаблаге. Дальлаг — в тысяча девятьсот тридцать девятом году — разделили на две части: Владлаг и Хаблаг. Хаблаг — это система исправительных лагерей в Хабаровском крае. На меня написал донос мой заместитель в институте. Ему понравилась моя квартира и моя должность. Вот он и сообщил, что я в своей работе отошел от идей великого академика Павлова, и не следую диалектическому материализму. Что в своих разговорах, подвергаю сомнению руководящую роль партии в научных исследованиях высшей нервной системы. Этого оказалось достаточно, чтобы мне влепили пять лет. Ну а ему досталось то, что он хотел. Правда, только до тех пор, пока я не вернулся в пятьдесят третьем. Реабилитированным.
— И что тогда случилось? — спросил Саша.
— В лагерь уехал рафинированный интеллигент, а вернулся матерый сиделец, — усмехнулся старый академик. — Я пришел в свою бывшую квартиру и позвонил в дверь. Мне открыл этот раскормленный хряк! Стоит, в руке серебряная вилка из приданного моей жены, с наколотой на нее котлетой! Он меня даже сразу и не узнал. Спросил с брезгливостью, кто я такой и что мне тут надо! Я ведь был одет соответствующим образом, после лагеря. Ну тут я и не сдержался, так его отделал, по лагерному. Поднялся крик, жена его прибежала, стала меня оттаскивать. Я их обоих за шкирку и выкинул из квартиры, вещи их выбросил на лестничную площадку. Приехала милиция. Когда я все им рассказал, они только вздохнули. Говорят, каждый день, а то и по два раза, выезжают на такие вызовы. Многие тогда возвращались. Были и смертельные случаи. Забрали меня и их в милицию. Я тому упырю еще в машине сказал, чтобы выметался из моей квартиры, а то забью его насмерть.
Он писать заявление не стал. Служивые пробили, где мои живут, и даже подкинули к ним. Я их забрал и мы вернулись в нашу квартиру. А доносчик исчез. Говорили в провинцию уехал. Меня восстановили на работе, в партии и квартиру вернули.
— Да уж! «Весело» вы жили, — сказал Саша.
— Но я не об этом, — вздохнул от нахлынувших воспоминаний старый академик. — В лагере меня, зная что я работал в области относящейся к медицине, определили в медицинский пункт, медбратом. Тамошний врач, тоже сиделец, хорошо знал мои работы, и отнесся ко мне со всем уважением. Жил я в бараке со всеми, но меня и там уважали. Я оказывал посильную помощь заключенным. Даже уголовники меня не трогали.
— Даже они? — удивился юноша.
— Не сразу. Там у местного смотрящего за зоной, начался приступ сердечной аритмии. Он просто умирал. Тут же позвали меня. Там врач стоит и не знает, что делать! Смотрю и думаю, не спасем этого вора: и врача и меня тут и прирежут. Испугался тогда жутко. И от страха вспомнил, как мне рассказывали физиологи, которые сердцем занимались с нами в одном институтском корпусе, что иногда аритмию можно прекратит одним простым способом.
— И какой это способ? — спросил, заинтересованный неожиданной историей, Саша.
— Я подошел к хрипящему и уже синеющему вору, положил свою ладонь на область сердца. Кстати, ты знаешь, что сердце находится почти за грудиной, а не прямо в левом боку?
— Знаю, — ответил юноша.
— В той жизни ты изучал медицину? — лукаво усмехнулся академик.
— Да! И что было дальше?
— А второй рукой, сжатой в кулак, сильно ударил по ладони! Меня сразу схватили и оттащили от него.
— И что? Помогло?
— Помогло! Пока они решали как меня будут убивать, смотрящий пришел в себя! Ему все рассказали. Он дал мне плитку шоколада, и приказал никому меня не трогать. А если кто сунется, так сразу говорить ему. Будут проблемы. Но после этого меня все стали уважать. Только потом я узнал, что такой метод работает очень редко. Сам Господь меня тогда уберег.
— Здорово! Сколько Вам пришлось пережить.
— А потом кум попросил меня подготовить его детей к экзаменам в институт.
— Кто?
— Кум — начальник зоны. И остальные начальники в зоне тоже. Короче, жизнь наладилась. То, о чем я хочу рассказать, произошло летом, тысяча девятьсот пятидесятого года. Однажды, в нашу больничку, принесли очень странного заключенного.
Глава 15
Тайна старого вождя
— Чем же он был таким странным? — с любопытством спросил Саша, весь увлеченный рассказом.
— Он был очень, очень старым! — ответил дедушка Кати. — Я даже удивился, как такого старого человека в лагерь посадили. Спросил я об этом офицера из лагерной администрации, который сопровождал носилки с этим заключенным:
— Неужели у нас сажают таких старых людей?
— Никакой он не старый, — раздраженно ответил капитан, — ему, по документам, всего шестьдесят лет! Я помню тот этап, четыре года назад, с которым он пришел! Выглядел он вполне нормально, и полностью соответствовал своему возрасту. Обычный осужденный по 58 статье, работал как все, у блатных был в статусе «мужика», претензий у администрации к нему не было.
— И что же произошло?
— Месяц назад, он начал быстро стареть, прямо на глазах. На работу выходить не мог, даже не знаю, что это такое? Может само-вредительством каким-то занялся? Но на него это совсем не похоже! Короче! Мое дело его вам сдать, а вы уже разбирайтесь что это: симуляция или болезнь какая-то? Самое главное, не заразно ли это? А то заключенные, живущие рядом с ним, глядя на него не хотят категорически в барак заходить. А мне бунта только не хватало!
— Хорошо, ответил я ему, — продолжил старый академик, — несите его в палату.
— И что?
— Потом я его выхаживал целую неделю, — продолжил дедушка Кати, — но это было бесполезно. Он умирал. Доктор вообще сказал, чтобы мы этого, как он выразился «доходягу» оставили в покое и не тратили на него ни лекарства, ни силы, ни время. И он это слышал. Но я продолжал помогать ему. И вот, наступил вечер той ночи, которую он уже не пережил бы. И заключенный и я это понимали.
Когда доктор ушел к себе в комнату, он жил при больничке, я подошел к кровати умирающего старика. Тот сделал мне знак, чтобы я сел рядом с ним.
— Я сегодня ночью умру, — утвердительно просипел он.
— Может еще обойдется, — пытался я его ободрить.
— Не обойдется. В царстве теней меня уже давно ждет мой народ. Народ который я не уберег, — он горестно вздохнул.
Я только промолчал, что я мог ему сказать?
— Ты хорошо ухаживал за мной, сделал все, что мог. Несмотря на то, что доктор запретил тебе это делать, — продолжал умирающий.
— Я просто стараюсь остаться человеком, даже тут.
— Зачем?
— Я рано или поздно вернусь домой. Я не хочу, чтобы туда вернулся обозленный зверь. Жизнь будет продолжаться и я хочу в той жизни быть человеком.
— Ты прав, а вот мне некуда возвращаться. Все, кого я любил и знал, мертвы. И мне пора. Я тебе должен за твою доброту. У нас не принято уходить не расплатившись.
— Не стоит. Мне ничего не нужно, — пытался успокоить его я.
— А это не для тебя! Это для наших богов. Когда я предстану перед ними я не хочу, чтобы к моим грехам еще добавился грех неблагодарности. У меня нет ничего ценного из вещей.
— Мне ничего не нужно.
— Не перебивай меня и слушай. Я тебе открою тайну моего народа!
— Может не нужно?
— Больше ничего ценного у меня нет. И народа тоже больше нет. Иначе бы я тебе ничего не сказал. Мой рассказ никому из наших уже не навредит. Я не хочу, чтобы тайна, которую хранили столько веков умерла вместе со мной. Слушай меня и не перебивай, я могу не успеть.