— Тогда уж лучше мы здесь затаримся, — выразил мнение коллектива Саня Лебедев. — Да, парни?
Ответом ему было дружное «Да!». Так что следующие полчаса шумные греческие торговцы одеждой наперебой втюхивали нам свой товар: джинсы, вельветовые костюмы, куртки, а один почему-то ещё и платья… У парней реально разбегались глаза, а Афоня пытался установить хоть какое-то подобие порядка.
— Ребята, не хватайте первый же попавшийся товар, лучше спросите у меня, я вам подскажу, да и поторгуюсь за вас.
Последний аргумент стал решающим, и в итоге практически каждая покупка была согласована с Петром Петровичем, а в итоге каждый сэкономил приличную сумму, если сравнивать с тем, что нам выдали изначально. Я ограничился покупкой только вельветового костюма, обошедшегося мне меньше чем в сто рублей, который к тому же сидел на мне, как влитой.
Наконец с изрядно распухшими спортивными баулами мы добрались до сувенирных рядов, где продавались выполненные в неповторимом национальном колорите украшения, шкатулки, в которые эти самые украшения можно было прятать, чеканка, посуда, парфюмерия, косметика… Ну просто глаза разбегались. Я прикинул оставшуюся наличность, почесал затылок и взял Инге красивую подвеску на серебряной цепочке, где также в серебро был оправлен крупный агат, на котором мастер с помощью тончайших линий изобразил крылатую богиню Нику. А маме купил набор ухаживающей косметики для лица на оливковом масле — как заверил Афоня, оказавшийся специалистом во всём, я совершаю неплохое вложение, так как в Союзе этот же набор косметических средств моя мама сможет продать в несколько раз дороже. Ещё и подмигнул, мол, плавали, знаем.
На это я ответил, что мама и сама попользуется, чай, не бедствуем, чтобы спекулировать.
В автобус загрузились, когда часы показывали почти два по местному времени. На то, как мы затаскиваем баулы, водитель-грек смотрел с плохо скрываемым сарказмом, а на его мясистых губах блуждала ироничная ухмылка. В этот момент мне так захотелось въехать по этой наглой морде, что, поймав мой взгляд, грек тут же смущённо отвернулся и больше в нашу сторону уже не смотрел, разве что через салонное зеркало.
По пути в отель вместо того, чтобы, как мои товарищи по команде, хвастаться друг перед другом покупками, я снова размышлял о том, возможно ли сделать так, чтобы простые люди, не имеющие возможности затовариваться в «двухсотой секции» и получать спецпайки, могли спокойно купить то, что им хочется? Не знаю, наверное, в Греции имеются всё же нищие и бездомные, хотя они мне пока ни разу не попадались. Но тот же водитель, представляющий так называемый средний класс, наверняка может спокойно купить то, чем мы сегодня набили свои спортивные сумки.
Ну да, может быть у них тут неимоверно дорогое жильё, коммуналка, медицина, а у нас в Союзе и лечат, и квартиры дают бесплатно. Если, конечно, при жизни дождёшься своей очереди, но большинство всё же умудряется дождаться, скорее, вопреки, а не благодаря. Но этот взгляд водилы так и стоял у меня перед глазами, и он был очень, очень красноречив. Понятно, что счастье не в джинсах, но ведь такая махина под название СССР неужели не может обеспечить своих граждан предметами широкого потребления в достаточном объёме?! Трактора делаем, танки, самолёты, а нормальные стенки и джинсы не можем. Потому что если это и делается, то на фабриках, где у подавляющей части рабочих нет особой заинтересованности в том, что выходит из-под его рук, главное — количество, а не качество.
— Выходим, ребята, — вывел меня из раздумий голос Свиридова. — Быстро вещи по номерам и строимся на приём пищи.
Вот так вот, мы тут в ресторан-столовую всё ещё ходим строем, как пионеры. Со стороны это, наверное, смотрится комично, особенно учитывая наличие в нашей команде таких амбалов, как Лебедев и Ягубкин. Да и я, если уж на то пошло, выгляжу взрослее своих сверстников, во всяком случае, физически. Другие постояльцы, включая соперников из Швеции и ГДР, смотрели на нас с недоумённым весельем. После обеда я не выдержал и подошёл к Свиридову.
— Георгий Иванович, может, перестанем уже строем ходить? Не хватает только за руки друг друга держать. Ну право слово, над нами уже все смеются.
— Кто смеётся?
— Да все! Вон, восточногерманские и шведские боксёры ходят сами по себе, а на нас смотрят, как на… Как на чудаков, — подобрал я наиболее мягкий эпитет.
— Что ж нам теперь, в угоду немцам и шведам тоже бродить кому как вздумается?
— Почему же сразу как вздумается? Мы ведь не дети, в конце концов, не носимся по отелю с воплями, не бьём стёкла и не переворачиваем мебель.