Я снова практически бегом рванул в туалет. Судя по всему, моему организму грозило тотальное обезвоживание. И как я завтра выйду на финал с… С кем, кстати? В следующем полуфинале должны были встречаться поляк и португалец. В общем-то, до лампочки, главное, оклематься к финальному поединку. Надеюсь, у нашего Айболита имеется что-нибудь укрепляющее желудок.
Когда я, наконец, во второй раз покинул уборную, увидел приходившего в себя после боя, раскрасневшегося Аветисяна, и Свиридова с Афоней, с задумчивым видом рассматривавших стоявшую на скамейке стеклянную ёмкость с водой, той самой, которой, подозреваю, я траванулся. Оба при моём появлении синхронно повернули в мою сторону головы.
— Максим, как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Георгий Иванович.
— Бывало и лучше, — пробормотал я, осторожно опускаясь на скамейку рядом с Аветисяном. — Манвел, как отбоксировал?
— Победил, — улыбнулся тот через силу. — А что там с водой, я чё-то не совсем понял…
— Погоди, Манвел, давай мы с этой водой сами разберёмся, — слегка раздражённо сказал Свиридов и снова повернулся ко мне. — Говоришь, из этой бутылки пил?
Повторяю историю, которую до этого озвучил нашему доктору. Заодно выдвигаю предположение, что моё отравление — тщательно спланированная акция. Либо чтобы опозорить советский спорт в моём лице, либо чтобы дать возможность выиграть хозяину соревновании. Ведь я мог бы обделаться и раньше, и вообще не выйти на ринг. А может, и первое, и второе вместе, может, хотели подгадать так, чтобы я загадил ринг по ходу боя, на виду у тысяч зрителей и перед объективами телекамер. Я бы, опозоренный, не смог продолжить бой, а грек одержал бы победу техническим нокаутом. Под конец рассказа добавляю, что воду хорошо бы отдать на экспертизу.
— Отдадим, — кивнул непривычно серьёзный Афоня. — Ты вот что, Варченко… И тебя, Аветисян, касается, да и всех, в общем-то… Короче говоря, пока никому про эту воду не говорите, а бутылку я с собой заберу. Пусть и правда исследуют содержимое, хотя я пока и не представляю, в какую лабораторию можно податься, хоть в Москву отправляй… Кстати, заодно в Госкомспорт позвоню, пусть они там тоже мозги немного напрягут. Повторяю, всем желательно пока держать язык за зубами, ещё не хватало международного скандала.
— А как мы докажем, что воду нам подменили? — поинтересовался я у Афони.
— Тоже вопрос, — поскрёб тот залысину. — Хоть полицию вызывай с детективами, может, свидетели какие-нибудь видели, как этот некто подменял тебе бутылку… Но это опять же, шумиха, и возможно, беспочвенная. Ещё, чего доброго, местные газеты всё в красках так распишут, что после московских разбирательств нам голов не сносить.
В этот момент по мою душу появился Биркин с целой пригоршней препаратов. Заставил выпить пять таблеток активированного угля, две маленьких жёлтеньких пилюли и одну белую. Меня едва не вывернуло, когда я всё это в себя запихивал, запивая… Нет, водой из другой бутылки, которую догадливый доктор захватил с собой.
— Надо, сынок, надо, — по-отечески ободрил меня Григорий Абрамович. — Зато в туалет сутки бегать не будешь. У тебя сейчас может начаться обезвоживание, надо пить больше жидкости, не помешает и крепкий чай. Георгий Иванович, найдём парню в гостинице чёрный, крепкий чай?
То ли на автомате, то ли преднамеренно Биркин упорно называл с первого же дня отель гостиницей, но никто ему за это не пенял. Хоть горшком назови, лишь бы в печку не ставили.
— У меня в номере лежит пачка индийского, как знал, когда из дома брал, — ответил Свиридов. — Вернёмся в отель, я тебе, Максим, целую банку заварю. Ну ты как, получше?
— Вроде бы революция в животе завершилась, бунт подавлен, — грустно пошутил я. — Надеюсь, к завтрашнему финалу оклемаюсь.
— Знаешь уже, с кем дерёшься? Хотя откуда, ты же второй полуфинал просидел в… В общем, поляк Енджейчик твой соперник. Сильный парень, ещё и левша. Я, правда, один раунд только успел посмотреть, прежде чем меня Чеботарёв сюда притащил, но понял, что у твоего соперник слабых мест практически нет.
— Это ж надо, ребёнка отравить, — всё никак не мог успокоиться Биркин. — Хорошо ещё, что так обошлось, а могли бы чего и похуже в воду намешать…
— Григорий Абрамович, — прервал его Афоня, — давайте не будем сейчас строить домыслы, мы имеем то, что имеем. В общем, я забираю тару с водой, а вы о случившемся молчок.
В этот момент дверь раздевалки распахнулась, и в помещение ввалился Саня Ягубкин, из-за спины которого вынырнул взволнованный Саныч. Оба практически хором вопросили: