Настроение мне едва не испортил Афоня. Тот, поймав меня после награждения, заявил, что о случившемся вынужден будет доложить в Москву, и я так понял, что если сейчас вроде бы обошлось, то после того, как о конфликте узнают спортивные чиновники, для меня могут наступить не лучшие времена.
— Вы уж хотя бы расскажите всё, как было, — попросил я. — Что поляк меня провоцировал, и я в силу юношеского задора и, будучи патриотом своей страны — а он как-никак не просто свиньёй меня обозвал, а русской свиньёй — в общем, не сдержался.
— Естественно, я ничего утаивать не стану, какой мне смысл что-то утаивать. И более того, поверь, Максим, — перешёл на доверительный тон Афоня, — я полностью на твоей стороне. На твоём месте и я бы, пожалуй, не удержался, даже будучи более зрелым и сдержанным человеком.
— Спасибо, Пётр Петрович, — выдавил я из себя улыбку.
Рейс в Москву у нас на 7.45 утра понедельника, то есть завтра, а воскресным вечером мы совместили празднование командной победы и дня рождения Манвела. Свиридов где-то умудрился купить немаленький такой торт, всем хватило по нормальному куску. Собрались в ресторанчике отеля, к торту нам обеспечили сразу два чайника хорошо заваренного чая, и мы могли сидеть хоть до закрытия ресторана. Обычный ресторан закрывается за полночь, а ресторан при отеле в 9 вечера. Но при этом до 4 часов утра работал бар, куда, вероятно, после того, как нас в 11 вечера отправили спать, заглянули Свиридов, Саныч и Биркин. Во всяком случае, на момент побудки в 6 утра все трое выглядели не то что бы сильно помятыми, но попахивало от них явно не лавандой.
В начале седьмого автобус выгрузил нас у аэропорта, таможня была пройдена без проблем, а четыре часа спустя самолёт компании «Аэрофлот» приземлился в «Шереметьево».
Планировалось, что подогнанный к аэропорту автобус доставит нас по традиции на Комсомольскую площадь, а там каждый разъедется куда ему надо — все практически взрослые и самостоятельные люди. Но у меня были немного другие планы. Не имея возможности позвонить из Греции домой, я рассчитывал, что мама нашла возможность вырваться в Москву на денёк. Мы изначально договорились, что она будет ждать меня в зоне прилёта аэропорта, и в своих надеждах не ошибся.
— Сына!
— Привет, ма!
Ну вот она-то чего прослезилась, обнимая своего единственного отпрыска? Хотя, может, потому и прослезилась, что я у неё один. Так уж получилось… Обнимает, целует, а я ладонью вытираю влажные дорожки на её щеках.
— Ну что ты, ма, не плачь, я же живой и здоровый! И, кстати, выиграл золотую медаль.
— Я знаю, ты у меня молодец, обещал же победить, вот и победил.
Обещал победить? Честно говоря, не припоминаю, может быть, это мамина фантазия? Но я не против, пусть так думает.
— Ой, сына, а что у тебя с лицом?
Она осторожно касается кончиками пальцев моего заплывшего глаза, а я беспечно отмахиваюсь:
— Да, ерунда, врач сборной пообещал, что через неделю не останется и следа. Кстати, я подарки тебе привёз. Потом покажу. Ну и Инге заодно. Как она там, кстати, не звонила?
— Ой, звонила, Максик, звонила! — улыбнулась она, и морщинки весёлыми лучиками разбежались от уголков глаз.
Я только сейчас заметил эти морщинки, раньше как-то не вглядывался. Да и не только в уголках глаз появились складочки. А ведь не такая она у меня уж и старая, ещё и сорока нет… Женщина в самом соку, только муж опять упорхнул в дальние края, и приголубить некому. А может, всё же есть кому, только она мне не рассказывает? Тьфу, лезет же в голову всякая хрень!
— И что говорила?
— Да спрашивала, нет ли от тебя каких вестей. Рассказала, как сама отдохнула, как загорела дочерна, и тоже тебе какой-то подарок привезла из Крыма. Ну что, куда мы сейчас?
— На студию Горького, чего время зря терять? — улыбнулся я.
— А может медаль-то покажешь? Ужас как посмотреть хочется!
Достаю из сумки медаль, мама осторожно берёт в руки, удивляется необычной форме, и я вижу, как лучатся счастьем и гордостью за сына её глаза.
— И правда, как будто из золота.
— Да какое там золото, позолота, а под ней, наверное, медно-никелевый сплав.
— Ну и пусть, всё равно красивая. Можно я её в среду на работу возьму? Так хочу перед девчонками похвалиться…
Мне не жалко, главное — чтобы маме было приятно.
В приёмной Бобрикова уже сидели двое, мужчина лет пятидесяти и женщина, на вид чуть помладше. Секретарша со вздохом предложила нам садиться и объяснила, что Василий Кузьмич отъехал ещё утром на совещание в министерство культуры, но обязательно обещал вернуться. Хорошо ещё, что не до вечера прождали, а мог бы и вообще не приехать. Мало ли, позвонил бы из министерства секретарше и сказал, что по причине большой занятости какими-то своими делами на киностудии сегодня уже не появится. Что, из Пензы люди приехали? Ну пусть завтра придут, уж где-нибудь переночуют. А мог бы и вообще не звонить, просто не приехал бы, и гадай, приходить завтра или плюнуть на всё и возвращаться домой.