Поселились мы в цирковой гостинице «Арена», куда нас определил директор цирка Владынин[22]. Мужчина приятной наружности, улыбчивый, возможно, в том числе и от ожидания прибыли. Не знаю уж, что он там и как положит в свой карман, может, у него тоже есть прикормленный человек или какие-то хитрые ходы, но внакладе, я был уверен, Владынин не останется.
Нам же, как подсчитал Гольдберг, должно перепасть за три выступления аж где-то по семьсот рублей на нос, так как билеты в первые ряды продавались уже по трёшке, а на остальные места по два рубля. Это за минусом оплаты водителя с автобусом и бензина, к счастью, в эти времена копеечного.
– Вышло бы больше, но Владынин потребовал двадцать процентов от выручки, – прояснил мне ситуацию Гольдберг. – Я, честно тебе говорю, пытался настоять хотя бы на пятнадцати, но он упёрся – и ни в какую.
Приходилось верить Романычу на слово. Он как худрук и администратор коллектива в одном лице, имел право договариваться с принимающей стороной с глазу на глаз, моё же присутствие при переговорах, невзирая на мой слегка звёздный статус, могло вызвать резонные вопросы.
Что касается ажиотажа вокруг наших концертов, то и здесь продолжилась девичья истерия. Естественно, саратовские девчонки сходили с ума по мне, любимому. К служебному входу так просто было не подойти, нужно было миновать ворота, через которые въехал наш автобус, а они запирались изнутри. Пока автобусу стоял у ворот в ожидании, когда их наконец откроют, наш «пазик» окружила толпа человек в пятьдесят. Причём в скоплении девиц я заметил нескольких парней, одного даже довольно взрослого, уже лет за двадцать. Девушки визжали не дуром, двое вообще трясли плакатами, на которых фломастерами было написано признание в любви Максиму Варченко. От всей этой ситуации я чувствовал неловкость и в то же время меня распирало ощущение высокомерия, которое я упорно пытался в себе загасить.
«Запомни, – твердил я себе, – как минимум половина твоих успехов принадлежит другим людям, которых ты попросту обокрал, хоть и пытаешься это представить, как будто они могли в этой реальности и не написать своих песен. И ничего бы этого вообще не было, не залети моя душа по какой-то ошибке в моё же молодое тело».
Каких усилий мне каждый раз стоило обуздать мою гордыню… В последнее время я убедился, что звёздная болезнь реально существует, и как простому человеку трудно ей противостоять. Но я боролся, стараясь по-прежнему соответствовать образу простого пензенского паренька…. Ну или парняги, учитывая мои габариты.
Со стены гримуборной на нас скалились музыканты ВИА «GoodOk», даже Казаков присутствовал на это цветной, вполне респектабельной по нынешним временам афише. А я стоял правым боком вперёд, маскируя таким образом примотанную к телу левую руку. Такие же Гольдберг нам подарил перед отъездом, успев на днях метнуться в саратовскую типографию и привезти оттуда штук пятьдесят. Остальной тираж ушёл на расклейку по афишным тумбам Саратова – Семён Романович не скупился, считая, что вложения (а вкладывались мы все) окупятся сторицей. Хотя, думаю, и без всяких афиш сарафанное радио разнесло бы по почти миллионному Саратову весть о приезде ставшего вдруг резко знаменитостью Максима Варченко и Ко.
На первом концерте творилось настоящее безумие. Не успели мы выйти на арену, как девичья часть публики зашлась одним нескончаемым воплем, отчего мне даже пришлось попросить зрителей вести себя хоть немного поприличнее. Вроде бы вняли, правда, едва начали исполнять «Когда идёт дождь», как девчонки завопили с удвоенной силой. Вот уж никогда не мечтал стать кумиром для девчонок пубертатного возраста. В первой моей жизни слушательницами песен подобного рода были дамы постарше, для которых я мог спеть и просто под гитару. А когда выступали с музыкантами в клубах, туда несовершеннолетних попросту не пускали.
«Когда идёт дождь» и «Моя любовь» пришлось исполнять на бис. Наверное, половина девушек в зале захлёбывалась в экстазе слезами. А мне то и дело на инстинктах казалось, что у меня на шее висит гитара, и руки сами тянулись к несуществующему грифу, забывая, что одна из них в согнутом состоянии надёжно «принайтована» к левой стороне тела.
– Ребята, это что такое было? – спросил по пути в гримёрку наш офигевший басист.
– А это, Александр, – важно заметил я, – не что иное, как всенародная любовь.