Тот, правда, побурчал, что всё-таки западло сдавать корешей, которые к тому же могут наведаться в Пензу и отомстить, но я сказал, что это уже его проблемы. Хотя есть альтернатива – срок за организацию ограбления и соучастие в составе ОПГ, выражаясь языком будущего, если такое будущее, конечно, наступит.
– Вон в окне Костяна свет горит.
В сторону окна у него получилось только кивнуть подбородком, так как руки были по-прежнему связаны за спиной. Вроде как и пообещал глупостей не делать, но бережёного, как известно, Бог бережёт… Или смысл этой поговорки совершенно другой? Ладно, сейчас не до того.
В подъезде воняло кошачьей мочой и какими-то кухонными запахами, словно кому-то приспичило ночью что-то жарить. Поднялись на второй этаж, остановились возле обшарпанной фанерной двери, из-за которой доносились какие-то невнятные звуки вроде как говорили. Дверного звонка не имелось, глазка тоже, поэтому, как рекомендовал Лексеич, Саня просто постучал согнутым пальцем в дверь. Я не стучал, потому что у меня в руке был револьвер, боялся, что от стука рукояткой он, чего доброго, ещё выстрелит. В этот момент я сам себе напоминал героя моего двигавшегося к финалу романа Платона Мечникова, то в паре эпизодов книги так же стоял у двери с наганом в руке.
Изнутри квартиры звуки разговора смолкли, затем мы услышали, как с той стороны двери кто-то тихо подкрался и словно бы принюхивается, пытаясь определить, кому не спится в ночь, как говорится, глухую. Чуть толкаю в бок Лексеича, и тот говорит:
– Костян, это я, Володька.
Тишина, после чего следует вопрос:
– Ты один?
– Да один, один…
– А где эти… музыканты? Вы же должны были в Пензе уже быть.
– Так ведь в самом деле мотор вскоре сдох, – выдал заранее отрепетированный ответ Лексеич. – Этих артистов я на попутки рассадил, а сам остался в моторе ковыряться. Когда починил, подумал, что есть шанс метнуться за своей долей, вроде не так далеко от Саратова отъехал.
Снова тишина, наконец щёлкает замок, дверь начинает открываться, и в этот момент я луплю по ней ногой. Она реально слетает с оказавшихся такими же хлипких петель, накрывая находящегося за ней Костяна, так что я просто бегу по нему, лежащему под дверью. Надеюсь, мы успеем свалить отсюда до приезда милиции, которую вполне может вызвать кто-то из соседей, чей покой я нарушил своими действиями. Тем временем влетаю в комнату и навожу ствол револьвера на второго головореза, который сейчас сидит за столом с раскрытым от удивления ртом, в одной руке кусок хлеба, в другой вилка, на которую нанизан малосольный огурчик. У меня непроизвольно слюна чуть не брызнула, всё-таки толком последний раз ели в ресторане с Алибасовым, а после этого скромный завтра и бутерброды с чаем вместо нормального обеда.
Но тут же беру себя в руки и говорю:
– Не ждал, гнида? Смотри не подавись с перепуга. Давай-ка, поднимай свою задницу и показывай, где наши деньги… Живее, сука!
– Да понял я, понял! – подскакивает он от моего окрика. – Только деньги Костян прятал, с него и спрос.
Между тем Саня и Юрец извлекли несчастного Костяна из-под двери, тот ещё словил под дых от барабанщика, и сейчас пытался отдышаться. Я неторопясь приблизился к нему, приставил к его щеке с родимым пятном ствол револьвера:
– Жить хочешь? – прошипел я. – Тогда доставай наши бабки.
– Вовка, сука, сдал нас…
Лёгкий удар рукояткой револьвера по темечку заставил Костяна действовать более активно. Не прошло и минуты, как деньги, которые бандиты, к счастью, не успели потратить, осели в карманах Юрки и Сани. Неудачливых грабителей мы тоже скрутили (вернее, я в этот момент держал их на мушке), и пинками погнали наружу. Глазком была оборудована лишь одна квартира на площадке, и мы по моей команде разом подняли воротники курток, чтобы в случае чего остаться неузнанными.
Загнали гавриков в автобус, уложили на пол, велели вести себя тихо, после чего Лексеича усадили за руль, велев газовать в сторону окраины Саратова. Увидев съезд на просёлочную дорогу, велел сворачивать туда.
– Зачем? – настороженно поинтересовался тот.
– За надом. Езжай.
Наше путешествие закончилось на небольшом пустыре, где местами ещё белели пятнышки снега.
– Лексеич, у тебя тут лопата, кажется, была в салоне… Да, вон она, за последним сиденьем. Бери, копать будешь… И на надо на меня так смотреть, я же пообещал, что вернёшься домой, к детям? А я своё слово держу.