Мама серьёзно задумалась, так до конца фильма и сидела с задумчивым выражением лица. Разве что под конец встрепенулась и вдруг завела разговор о бабушке. Только тут я вспомнил, что сегодня, когда мы гуляли, Инга передала мне записку от отца с телефоном главврача санатория имени Володарского, и завтра эта Юлия Витальевна ждёт от нас звонка не позднее 5 часов вечера. Тут же метнулся в прихожую и вытащил из кармана куртки бумажку с телефоном.
– Этой Юлии Витальевне покажется странным, если с ней буду общаться я, а не кто-то из взрослых, – сказал я, передавая маме записку. – Так что звонить придётся тебе, тем более у тебя на работе в кабинете есть телефон.
– Есть, один на пятерых, – кивнула мама.
– Ну какая разница, пусть подслушивают, хотя… Там же, скорее всего, будет обсуждаться и денежный вопрос.
– Лучше я тогда позвоню из холла с первого этажа. Там, правда, уличный автомат, две копейки опускать надо, но зато телефон висит в укромном закутке, и посторонние не станут подслушивать.
На том и порешили. Я наказал маме не стесняться в намёках на горячую материальную благодарность, но цифрами в прямом эфире не козырять, конкретно нужно будет договариваться при личной встрече.
Потом она пошла на кухню что-то готовить на завтра, к приезду отца из поездки, а я пошёл в свою комнату, в надежде уснуть. На часах было одиннадцать вечера, и сон пока не шёл. Дотянулся до приёмника, поймал BBC, передававшему новости в рамках «Русской службы». Качество приёма было так себе, но сквозь шумы создаваемых «глушилками» помех в целом можно было понять, о чём говорят. Как раз «Русская служба новостей» передавала новости.
– По-прежнему с Советском Союзе предпочитают скрывать подробности захвата самолёта, следовавшего рейсом Пенза-Харьков-Симферополь. После выхода в нашем эфире этой новости в советских газетах «Правда» и «Красная звезда» вышли лишь небольшие заметки, где человека, пытавшегося вырваться из-за «железного занавеса», иначе как террористом не называют. А у нас появилась дополнительная информация. Как выяснилось, молодым человеком, обезвредившем угонщика, оказался не кто иной, как 16-летний русский писатель и музыкант Максим Варченко. Именно его песня «Heart-Shaped Box» всё ещё на лидирующих позициях американского и английского хит-парадов и, по слухам, её планируют выдвинуть на одну из номинаций премии «Грэмми», Церемония, напомним, состоится 15 февраля в Лос-Анджелесе. Правда, автору композиции советские власти вряд ли дадут разрешение на выезд…»
Дальше я уже слушал вполуха. Ого, вот это ни фига себе! Честно говоря, про «Грэмми» я как-то и не думал. И ведь действительно, не выпустят, черти, в Штаты. Я бы даже за свой счёт слетал, так вдруг захотелось окунуться в мир «загнивающего капитализма», потусить с легендарными и ещё живыми легендами мировой музыки. Тот же Джон Леннон погибнет только через год, может, он тоже там появится? Хотя, чего это я размечтался, однозначно не выпустят, можно даже не заикаться.
А тем временем началась «Программа поп-музыки из Лондона» с Севой Новгородцевым, и первой прозвучавшей композиций оказалась… Ну да, «Heart-Shaped Box». Ох, Курт, дружище, спасибо тебе за всё!
Лёг на кровать, закрыл глаза и слушаю несущуюся сквозь помехи «глушилок» западную музыку. Вот почему у нас не могут на радио хотя бы запустить аналогичную передачу? Например, большую часть посветить отечественным коллективам и исполнителям, знакомя радиослушателя не только с эстрадой, но и с музыкантами типа «Машины времени», а под занавес выдать в эфир «пёрплов» или «зеппелинов». И не нужны нам будут никакие Севы Новгородцевы. Хотя мужик молодец, радует население 1/6 части суши качественной музыкой.
Не успела передача закончиться, как неожиданно раздался звонок от Сергея Борисовича. Мама с кухни до телефона добежала первой, потом махнула рукой мне, стоявшему в дверях в одних тирсах, мол, тебя спрашивают.
– Максик, а что это дядя Инги тебе то и дело звонит? – спросила она шёпотом, прикрывая ладонью мембрану. – У вас с ним что, какие-то дела?
– Вроде того, – так же шёпотом ответил я. – Он же в КГБ работает, я у него вроде нештатного помощника.
И, игнорируя мамин удивлённый взгляд, вместе с телефоном умотал в свою комнату. Сев на кровать, наконец произнёс в трубку:
– Здравствуйте, Сергей Борисович. Подозреваю, что вы уже в курсе, раз звоните в такое время?
– Ещё бы я не в курсе. Ты как себя чувствуешь?
В голосе Козырева слышалось плохо скрытое волнение, и я поспешил его заверить, что со мной всё замечательно. Ну разве что горло ещё немного побаливает, а сипение практически прошло. Мне связки нужны в рабочем состоянии, у меня послезавтра, в субботу, премьера песни лично для Николая Степановича, мне сипеть никак нельзя. Если завтра лучше не станет, то позвоню уже знакомой врачу-фониатру, пусть подскажет, что тут можно сделать. Но про то, что мне исполнять песню перед директором училища, я, естественно, Козыреву говорить не стал, ни к чему его грузить моими заботами.