Но сейчас это обстоятельство могло сыграть мне на руку. Для начала нужно было лишь подпрыгнуть, чтобы зацепиться за нижнюю перекладину, располагавшуюся в паре метров от земли. Уже повиснув на ней и тут же подтянувшись, я задним числом подумал, что такой «турник» мог пагубно отразиться на моём плече, но вроде как обошлось, и слава Богу.
Лестница не внушала доверия, оказалось, что нижняя часть попросту не прикручена к стене, и пока я поднимался, в моём воображении рисовалась картина, как вся лестница отрывается от стены и я падаю вместе с ней. Однако глаза боятся, а руки делают, и вот я уже возле нужного мне окна. Отлив[6] здесь вроде крепкий, ставлю на него левую ногу, цепляюсь пальцами левой же руки за край форточки и, вытянув тело в струнку, заглядываю в щель между занавесками. Дверь на кухню прикрыта, и что там в квартире происходит – можно только гадать, не видно и не слышно.
Дальше я сделал то, на что прежний Максим Варченко из моей первой жизни никогда бы не решился. А именно окончательно перебрался на отлив, и дальше через форточку, стараясь производить как можно меньше шума, вполз внутрь кухни. Можно было бы, конечно, дотянуться до шпингалетов, но на подоконнике стояли два горшка с какими-то диковинными кактусами, и чтобы открыть окно, пришлось бы их с него как-то убрать. А у меня нет суперспособностей героев киновселенной «Марвел», рука не может вытягиваться на несколько метров. Так что пришлось лезть в форточку, но хотя бы, словно по заказу, соответствующего размера.
Я умудрился встать на пол, по пути не скинув ни один из цветочных горшков. Так, ну вот мы и в «Хопре», дальше тихо подкрадываемся к двери и медленно, очень медленно её приоткрываем, совсем на чуть-чуть, чтобы просто услышать, что происходит в квартире. А в квартире происходило что-то нехорошее. Это я понял сразу, как только через узкую щелку до меня донёсся негромкий, грубоватый голос.
– Зяма, ну чё, свалил фраер?
– Вроде да.
– Значит, можем продолжать. Учти, Фрумкин, сейчас я последний раз тебя спрашиваю по-хорошему, дальше разговор пойдёт с помощью подручных предметов, типа включённого утюга на животе. Итак, где бабки?
– Ребята, да клянусь, это всё, что у меня есть! – послышался плаксивый голос Вадима Николаевича.
– Сука!
Послышался характерный звук, словно бы ударили по куску мяса, и я явственно представил, как кулак грабителя врезается в мясистое лицо Вадима Николаевича. В том, что фарцовщика грабят, у меня уже не оставалось никаких сомнений. Интересно, как они попали в квартиру? Не иначе Вадим Николаевич их сам пустил, приняв за приличных людей, так как следов взлома на двери я не видел. Другой, более актуальный вопрос – сколько их? Пока двое как минимум, но я не думаю, что больше трёх, толпой на такие дела не ходят.
– Зяма, ты утюг нашёл? Тащи сюда… Провод до розетки дотянется? Бля, придётся эту тушу к розетке подтащить… Помогай, чего за утюг-то вцепился?
– Ребята, я вам клянусь…
– Молчи, сука, а то щас ещё по е***лу схлопочешь. Хотя горячий утюг всё равно лучше.
Похоже, уже в эти годы знали пытку горячим утюгом. А до паяльника в задницу, интересно, кто-нибудь додумался?
– Ну чё, греется? Дай-ка потрогаю… Ага, греется. Утюг у тя хороший, Фрумкин, импортный. Зяма, чё за фирма?
– «Босх» какой-то… Да хрен знает, Череп, у меня по английскому двойка была. Давай уже это, пытать его.
– Ну тогда кляп ему что ли в рот засунь, а то ведь орать начнёт сейчас благим матом… Ишь ты, пузо какое волосатое, ну точно еврей. А чего тебе, Фрумкин, не живётся в СССР, на кой ляд в Израиль собрался? Молчишь? Ну молчи, молчи… Только я так думаю, что лучше в свой Израиль тебе уехать хоть и без денег, но живым и здоровым, чем вообще не уехать. Чё, так и не хочешь делиться? Ведь есть же у тебя, гнида, схрон ещё где-нибудь, хватит и на билет до Тель-Авива, и на первое время. Вот же сука, жидяра упёртый.
Вообще-то, если память не изменяет, евреи летели на Землю обетованную с пересадкой в Вене, а уже из австрийской столицы многие меняли курс на США или другие страны. Так что ещё далеко не факт, что Вадим Николаевич доберётся до Израиля. А учитывая доносившиеся до моего слуха заглушаемые кляпом крики, я бы не ставил на то, что он вообще переживёт этот день.