Рефери из Бразилии уже стоит рядом, прислушивается, как будто понимает русский. А вдруг и впрямь понимает, вдруг учился в каком-нибудь Университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы? Поймёт, что мы тут договариваемся между собой, и побежит докладывать кому надо.
– Обещаешь не подставляться? – наконец со вздохом спрашивает врач.
– Клянусь!
– The battle can continue, – говорит он рефери.
Тот кивает и приглашает нас с американцем в центр ринга. В глазах соперника вижу явное неудовольствие решением врача, и в то же время решимость закончить всё как можно быстрее. Ноздри раздуваются, белки глаз от прилившей крови стали розоватыми, и он идёт вперёд, явно намереваясь сделать из меня отбивную. Держать дистанцию трудно, именно на дальней он своими джебами меня может достать, приходится уклоняться, ставить блоки, принимая удары на перчатки…
Бляха муха, всё-таки открылось кровотечение! Это от моей же перчатки самортизировало в замазанную специальным вазелиновым составом рану. Глаз снова стало заливать, пусть и не так сильно, как в первый раз. Сейчас рефери увидит и вновь остановит бой, а там шут его знает, как повернётся.
– Двадцать секунд, Макс!
Отчаянный крик Грачёва я услышал, и в этот момент Рамирес пошёл, наверное, в последнюю и решительную атаку, не сомневаясь, что я уже не смогу ответить. Но тот перерыв, когда мне оказывали помощь, вдохнул в меня немного сил, и теперь настал момент, чтобы их выплеснуть без остатка.
Я сделал шаг навстречу американцу, уклоном ушёл по полукрюка правой и, вложившись в этот удар от души, засадил перчатку в услужливо подставленную печень. На этот раз Рамирес согнулся пополам и выпучил глаза одновременно с гонгом, а я так и замер с занесённой для решающего удара рукой. Прозвучи гонг секундою позже – ничто не спасло бы соперника от «fatality» из моей некогда любимой игры «Mortal Kombat» на приставке «Sega».
К скособочившемуся Рамиресу подлетают его секундант с помощником, а я подхожу к канатам, с другой стороны которых на ринг взбирается врач с пузырьками перекиси водорода и вазелина.
– Зашивать надо, – бормочу я, подставляя рану под смоченную перекисью ватку.
– Понятно, что зашивать. Пока пластырем залеплю, и езжайте в травмпункт. Надеюсь, зашивать будет не криворукий, а то шрам останется.
Я едва не сказал, мол, хрен с ним, с этим шрамом. Для меня сейчас куда важнее, что решили судьи. Рефери и мой недавний соперник уже дожидаются меня в центре ринга. Американец уныло смотрит себе под ноги, видимо, уже что-то знает, и это не могло не вселить в меня уверенность. Но радовался я где-то глубоко внутри себя, осторожно, словно опасаясь спугнуть удачу.
Рефери обхватил пальцами моё обмотанное эластичным бинтом запястье. В висках толчками пульсирует кровь, я до крови закусываю нижнюю губу… Что-то много её, этой крови, но лучше больше, чем меньше, шучу про себя я.
– So! – разносится по залу голос судьи-информатора, и шум на трибунах стихает.
А в моей голове словно уже кувалда лупит, и я даже зажмуриваюсь, как бы не лопнула.
– The boxer from the red corner wins by a separate decision of the judges!
Да-а! Рефери поднимает мою руку, и зал взрывается криками. Я смотрю на третий сектор, вижу, как мама с Ингой, обнявшись, плачут, и у самого слёзы наворачиваются на глаза. Я сделал это! Да, я – олимпийский чемпион!
Жмём с американцем друг другу руки, обмениваемся рукопожатиями с его секундантами, а в следующее мгновение кто-то меня обхватывает сзади и поднимает в воздух.
– Максим! – орёт в ухо Грачёв. – Ты победил! Ты чемпион! Ты это понимаешь?!
Он и за себя рад, станет теперь Заслуженным тренером СССР. Заработал, что уж тут.
Оба Лавровых и Свиридов поздравляют без особой помпы, просто жмут руки, как будто их подопечные каждый день выигрывают золотые олимпийские медали. А я обессиленно падаю на скамейку в раздевалке и сижу с закрытыми глазами, упёршись затылком в ещё пахнувшую свежей краской стену. Ну что, Максим, сбылась мечта идиота? Или не идиота?
Эпилог
– Па-ап! Давай полетаем?
– Ну давай.
Подхватываю Аньку на руки и подбрасываю вверх, отчего та заходится заливистым хохотом. Любит 4-летняя дочка это развлечение, хлебом не корми, дай взмыть к трёхметровому потолку.
То ли дело Данила! Сын в свои 7 лет уже настолько серьёзен, что порой боишься подойти, когда он читает какой-нибудь научно-популярный журнал. Вот и сейчас сидит, забравшись с ногами в кресло, увлечённо изучает «Вокруг света». Как только ещё близорукость себе не заработал? В первый класс пошёл, уже умея читать и писать, да и основы математики знал. Умный, весь в папку, хмыкаю я про себя.