Пока ехали, я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, что не укрылось от Рыбакова.
– Ты чего там всё высматриваешь?
– Да так… Как думаете, Браун заявление в полицию не стал писать?
– Если бы написал – ты уже сидел бы в полицейском участке, причём, скорее всего, ещё с вечера. Радуйся, что обошлось. Посажу тебя на самолёт – хоть выдохну.
– Я тоже выдохну, а то что-то эта американская поездка начинает меня утомлять.
Ну хоть не с пустыми руками возвращаюсь. Надеюсь, у таможенников моя ручная кладь (а больше никакой и нет) вопросов не вызовет. Сувениры, включая сложенный спиннинг, и спортивная форма, плюс почти четыре тысячи долларов.
Прошёл паспортный контроль, мою сумку просветили рентгеном, после чего я получил доступ в «Duty Free». Вот где есть вариант что-то потратить, и я с готовностью им воспользовался. На почти полторы сотни долларов закупил две бутылки виски и одну бутылку бурбона, два блока «Marlboro» (пригодится), по одинаковому набору косметики «Maybelline New York» Инге, её маме и моей, а из парфюмерии купил три одинаковых флакона «5th Avenue». До кучи взял органайзер для потенциального тестя.
Наконец объявили посадку. На этот раз я сидел у иллюминатора, моим соседом был янки, который сразу же углубился в чтение «Financial Times». Лайнер вырулил на ВВП, начал разбег, и только когда шасси оторвались от бетонки, я почувствовал, что наконец-то всё позади.
Одиннадцать с половиной часов спустя самолёт приземлился в Шереметьево. Москва встречала нас дождливой ночью. Снова таможенный досмотр, а когда я получал свою сумку на «карусели», ко мне подошёл… Правильно, Козырев.
– Ну, герой, с возвращением, – протянул он мне руку, пряча в глазах улыбку. – Эк тебя! Фингал-то от Марвиса Фрезера или ещё где-то умудрился схлопотать.
– От него… А вы, выходит, в курсе?
– А ты думал?! Получил от Стоуна посылку?
– Ага, вот, держите.
Я протянул ему кассету, которая тут же исчезла в недрах его одежды. А я решил СБ немного подначить:
– Как это постороннего пропустили в зал, куда разрешён доступ только пассажирам с приземлившегося рейса?
– А я не посторонний, – ответил он без тени улыбки. – Я только в кабинет Бобкова просто так не могу войти, а так… Практически везде.
После чего наконец позволил себе подобие улыбки:
– Говорят, на ринге молодцом себя показал. Если бы я узнал про это предложение раньше, может, и не разрешил бы боксировать, соперник-то твой, если не ошибаюсь, на 15 кг тебя тяжелее. А ну как травму серьёзную нанёс бы тебе? Кстати, сколько у тебя валюты наличкой осталось? Около трёх с половиной? Идём задекларируем, завтра дойдёшь до «Внешпосылторга», положишь на свой счёт.
– А с теми сорока пятью тысячами что делать? Вы про них в курсе?
– Само собой. Пусть пока лежат на счету, я позднее скажу, куда перевести.
– Надеюсь, не в Детский фонд мира?
– А чем тебя не устраивает Детский фонд мира?
– Не знаю, мне почему-то кажется, что это какая-то не поддающаяся строгой отчётности организация, куда деньги могут кануть как в мифологическую Лету. По мне уж лучше расходовать валюту целенаправленно.
– Хочешь сам этим заняться?
– А почему бы и нет? Этот Рыбаков, например, говорил, что деньги пойдут на приобретение лекарственных препаратов для детей. Обманывал?
– Почему сразу обманывал? Ты давай-ка вообще выбрось эту дурь из головы. Переведёшь деньги туда, куда я тебе скажу. Это не твоя сумка ползёт? Хватай её и идём на выход.
Козырев сказал, что подниматься со мной в нашу квартиру не будет, высадит у подъезда. Пока ехали, я поинтересовался:
– Вы как, снова курить не бросили?
– Да бывает, в минуты нервного, так сказать напряжения. А к чему ты спрашиваешь?
Я дотянулся до лежавшей на заднем сиденье сумки и вытащил оттуда блок «Marlboro».
– Держите, в минуты нервного напряжения лучше курить хорошие сигареты.
– Ого, неожиданно, и оттого вдвойне приятно! Спасибо!
На кнопку дверного звонка своей квартиры я нажал в начале третьего ночи. Не хотелось Ингу будить, но, пошебуршившись ключом в замочной скважине, а понял, что в неё вставлен ключ с той стороны, как я когда-то научил Ингу. Это не считая ещё пары запоров, доставшихся по наследству от предыдущих владельцев квартиры. А вот и она сама. В ночнушке, волосы распущены, лицо ещё хранит следы подушки, а в глазах плещется радость.
– Макс!
Повисла на шее, целует… Держа в одной руке сумку, другой обхватывая её, шагнул в коридор, ногой захлопнув дверь. Ещё не хватало, чтобы старушка из квартиры напротив нас в «глазок» разглядывала.