Филипп погладил теплый борт. «Парижская коммуна» ему нравилась. И будет нравиться еще больше два года спустя, когда линкору вернут имя, данное при рождении, – «Севастополь».
Нынешнее название – ни к селу ни к городу, но всему свое время.
Три года назад корабль прошел модернизацию и стал красавцем – ему изменили носовую часть, убрав слабо выпяченный шпирон, из-за чего все броненосцы походили на римские триремы.
Двадцать пять старых паровых котлов заменили на двенадцать новых мазутных, предназначавшихся для линейных крейсеров класса «Измаил», удалили подводные торпедные аппараты, зато приделали противоторпедные були, утолстили крыши башен и броню средней палубы. Из-за новых надстроек передняя дымовая труба получила скос назад, а это придало линкору изящество яхты.
Тогда же установили шесть 76-миллиметровых зенитных пушек на носовой и кормовой башнях. А за трое минувших суток умельцы довели число 37-миллиметровых зениток-автоматов с двенадцати до шестнадцати[5], разместив к тому же целый десяток зенитных 85-миллиметровых орудий.
Правда, «в тот раз» линкор не пострадал ни от бомбежек, ни от батарейного огня, так ведь «Парижская коммуна» и не воевала почти…
На мостик вышел капитан 1-го ранга Кравченко, командир корабля.
– Товарищ командующий, – обратился он, – до берега сто сорок кабельтовых[6]. Ближе подходить опасно – мины.
Октябрьский кивнул.
– Пошлите вперед тральщики, Федор Иванович, на всякий случай. Да, и прикажите от моего имени никому не приближаться к берегу. Где мы, примерно?
– На траверзе батареи «Тирпиц».
– Молчит?
– Глухо! – рассмеялся Кравченко. – Летуны разделали их, как хотели! «Амбарчик»[7] пролетал час назад, сделал фото – все горит!
– Так им и надо, воякам. Ну, что? Действуем по плану. Приказаний не ждите, открывайте огонь, как только окажетесь на месте.
– Есть!
Октябрьский повернулся в сторону запада. Там стояла темень.
Благо на востоке занималась заря, и ее скудный свет хоть как-то разбавлял ночную черноту.
Филипп вздохнул.
Он утратил прежние страхи, обрел душевный покой, заряжавший его стойкостью, но то, что было им задумано, пугало.
В принципе, дальнейшее развитие событий могло пойти по нескольким вариантам. Самый простой из них заключался в избавлении от грубых просчетов, допущенных «в тот раз». Такой, «правленый» вариант нес в себе определенный позитив – улучшалось положение Красной армии и флота, сохранялись жизни бойцов, немцам больше доставалось.
При этом никаких резких перемен к лучшему не происходило.
Но тогда зачем он здесь? К чему этот фантастический вояж в 41-й, «из себя в себя»? Смысл какой угодить снова на войну и даже не попытаться ничего изменить, лишь исправить собственные ошибки? Безусловно, лично ему будет комфортно, а остальные как?
Для чего он тут? Чтобы себя, любимого, потешить, самооценку поднять, добиться уважения окружающих, прежде всего – простых солдат и матросов?
Но ведь ему одному известно, что станется в близком будущем, он единственный, кто способен хотя бы подсказать пути выхода из ситуации, которая еще не сложилась (как «котел» под Уманью), но уже несет все признаки прямой и явной угрозы?
Получается, что он занял позицию «моя хата с краю, ничего не знаю»? Дескать, работу над ошибками я провел, а с прочими сами майтесь? А не выглядит ли это как трусость?
Да-да, Филипп Сергеевич! Трусость!
Ты боишься брать на себя ответственность за большие перемены, поскольку не знаешь, к добру они или к худу. Но так же тоже нельзя!
Нельзя замыкаться на одном Севастополе, как твоему трясущемуся нутру хотелось бы. Нужно обо всем Крыме думать, об Одессе. О Советском Союзе.
Ты же можешь, реально способен помочь своей стране, так чего ж ты?
Комфлота опять вздохнул. Страшно…
Ну, это ничего. Страха только дурак не испытывает. Страх мобилизует, тут лишь бы не идти у него на поводу, а подчинять эмоцию себе.
Октябрьский покусал губу. Корабли шли на север. Скоро по левому борту окажется Констанца, и начнется огневой налет.
А что дальше?
Ну, уничтожат они береговые батареи, и авиация им в этом поможет. А дальше-то что?
Ладно, хватит рефлексировать и переживать! Чего он хочет?
Напасть на Румынию.
Уничтожить береговые батареи, чтобы высадить в Констанце десант и занять плацдарм.
Тральщики очистят проходы от мин, транспорты высадят морскую пехоту, а «ТБ-3» сбросят парашютистов.