Хотя нет, нифига.
Он чего, помолодел за ночь???
Да, на меня смотрел тот самый мой лучший друг, но на вид ему было лет шестнадцать-семнадцать! Те же кудрявые волосы, которыми он блистал в том возрасте, гладкое лицо без единого намека на бороду.
«Ох», — только и пронеслось в голове.
А что, если я тоже… Не обращая внимания на мучения друга, я достал телефон и врубил фронтальную камеру. Ну, была-не была… Да, все так. Невероятно, но факт. Помолодел не только Дэн. Пусть в моем случае это и не было особенно сильно заметно. Охреневшее лицо семнадцатилетнего меня взирало на меня же с экрана смартфона. Чуточку более пухлое, волосы еще без каких-либо признаков так рано наклевавшейся у меня седины. По всем правилам, увиденное должно было потрясти меня гораздо сильнее. И по идее, я должен был начать в панике перебирать все возможные гипотезы об устройстве Вселенной, которые говорили бы о невозможности того, что сейчас происходит. Но видимо я уже действительно настолько морально вымотался, что вместо этого рассудок говорил: «Ладно, я помолодел на один десяток лет. И что тут такого?»
Дэнчик уже и без моих объяснений заметил какие-то странности в окружении. Он лениво помотал головой, потряс ею, словно пытаясь отогнать пелену с глаз, вновь огляделся и снова уставился на меня.
— Ты меня куда привез, блин? — выпалил он.
— Я? — моему возмущению не было предела. — Ты издеваешься? Я сам ни черта не понимаю!
Дэнчик схватился за голову, простонал и снова окинул взглядом салон автобуса. Будто от этих действий что поменяется, ага. С опаской покосился в окно. Вновь оценив красоты летнего пейзажа, вздрогнул и вернулся к моей персоне:
— Макс, чего за хрень тут творится?
— Если бы я знал, — сдавленно ответил я. — Сам проснулся минут пять назад. Меня водитель автобуса разбудил. А теперь вот…
Если я уже внутренне смирился, то Дэн все еще отказывался верить в происходящее. Он вновь припал к окну, но тут же отпрянул, как ошпаренный, завалившись при этом на меня.
— Чего за хрень?! — орал он. — Что с моим лицом?
Я не смог сдержать смешка. Видать, отражение разглядел. Ну, лучше уж так, чем с моей подачки. А то я даже не знал, как вообще подступиться к открытию для него факта нашего возрастного скачка.
— Полагаю, что мы с тобой стали свидетелями какой-то необъяснимой аномалии, — я попытался придать спокойствие своему голосу. — И от того, что ты сейчас начнешь истерить, не поменяется ровным счетом ничего.
— Истерить? — взвился Дэн. — Да я выгляжу, как… как…
— Да-да, именно так, — поспешно кивнул я. — Слушай, я думаю, что нам стоит для начала хотя бы покинуть автобус. И снять верхнюю одежду, а то мне уже плохо становится.
Дэн меня начисто проигнорировал. Достав телефон, начал остервенело тыкать по экрану.
— Бесполезно, — констатировал я. — Я уже пытался. Связи ноль целых, хрен десятых.
Слушать он меня, естественно, не стал. Поэтому я лишь молча подождал, пока Дэн сам удостоверится, что никому он тут не дозвонится.
— Ладно, — наконец он, по всей видимости, относительно собрался с мыслями. — Пойдем. Моя психика и так сейчас получила непоправимый ущерб, хуже, думаю, уже не будет.
Скинув верх и повесив его за плечи, мы с Дэном выползли на свет Божий. Перед нами тут же открылся довольно-таки занимательный видок — небольшая заасфальтированная автостоянка с одним единственным столбом, который украшали знак с номером маршрута 410 и под ним «Осторожно, дети!». За ним гордо возвышались стальные, чуть снизу покрывшиеся ржавчиной, ворота, окаймленные оградой из красного кирпича, за которыми прослеживалась густая ухоженная растительность. На воротах читалась надпись «Совенок. Пионерлагерь». Допустим. По бокам же от ворот расположились две статуи пионеров, мальчик и девочка с горнами, или как там эти штуки назывались, в руках.
В остальном же — типовой летний пейзаж. Приятный теплый ветерок, вокруг сплошная зелень, птички поют, комары жужжат. И запах вокруг — ну прям точь в точь, как в далеком детстве. Когда трава была зеленее.
— Идеи? — спросил я у Дэна. Попробовал заодно вновь попытаться закурить. Дым немилосердно подрал глотку, но в целом терпимо. Если постараться подходить к этому делу без фанатизма, то со временем чувство отвращения должно исчезнуть.
— Может, мы умерли? — почесал голову тот.
Ну да, разумеется. Неужели нельзя предложить что-то более сконструированное?