Абдель проводил их до двери.
– Неплохой у этих двоих мерседес. Как насчет нее, что вы думаете о том, как она работает телом?
– Абдель, я думал, что просил тебя подобрать что-то со вкусом.
– Ну, она не проститутка.
– Объясни это Джону. Но все равно спасибо за помощь. А теперь можешь уложить меня в постель?
Я попросил его поставить концерт для виолончели Баха.
На следующий день один друг, по-королевски безразличный к мнению остальных, был единственным, кто заглянул:
– Какая жалость, что мы не были приглашены!
Обкуренный и болтливый
На следующее утро, казалось, все стало хуже. «Подарок» Абделя шокировал людей и не поставил меня на ноги. Он услышал, как я стонал в своей комнате, и спросил по селектору:
– Плохо себя чувствуете?
Я издал унылый стон. Он одел меня и отправился со мной в Сен-Жермен-де-Пре[68]. Он остановился рядом с клубом «Кастель»[69].
– О нет, Абдель, только не эти придурки.
– Да дело не в них. Мне просто нужно кое-что забрать.
Около входа в клуб стояли несколько безвкусно одетых пьяниц. Абдель поговорил с несколькими из них, показывая подбородком в мою сторону. Один из придурков, которому явно нужно было побриться, вынул из кармана пачку сигарет, закурил и протянул ее Абделю. Абдель вернулся, широко улыбаясь:
– На вот, покури это.
– Это отвратительно, он даже не может позволить себе нормальную сигарету, – пробормотал я. Абдель отвез меня в кафе «Два маго»[70], и к тому времени, как мы устроились за столиком, моя голова начала кружиться.
– Что это за штука?
– Немного гашиша никогда никому не повредит.
– Бога ради, Абдель, я никогда не прикасался к этому дерьму. Ты мог бы меня спросить.
– А, пошел эффект...
– Абдель, ты плохо поступил с Джоном. Ты должен уважать молодых людей. Да и женщин тоже.
– Это была просто шутка.
– Совсем не шутка – быть восемнадцатилетним, мальчики очень чувствительны. Ты бы не поступил так со своим сыном.
Я был в ударе. Абдель не обращал внимания.
– Хорошо, – продолжил я, – общество заботится только о потенции, но молодежь, я не говорю, что она против нее, но она верит в любовь. Женщина сокровенна, она не товар, который выставляют на витрину. Это человек, которого уважают, с кем хотят прожить жизнь...
– Пожизненный приговор. Да, в этом я вас поддерживаю.
– Когда у тебя появится семья, ты будешь бороться за нее, ты захочешь передать то, во что веришь, что считаешь прекрасным, Абдель. Это не пара красивых сисек, а красота семьи, подлинных отношений, взросления...
– Может, твердения?
– Великодушие к тем, кто слабее, друзья, на которых можешь положиться. Словом, все. Вот посмотришь, через пару лет ты захочешь подраться с любым, кто будет кокетничать с твоей девушкой.
– Хотите пари? Да ладно, давайте сюда!
– Очень смешно, Абдель. А, правда, от этой штуки хорошо себя чувствуешь. Надо будет еще взять.
– Нет проблем.
Я стал свидетелем доставки пакета с чистейшей смолой: Абдель свистнул из машины, и из окна на третьем этаже ему сбросили пакет. Я прибегал к этому «лекарству» в ненастье, пока не оказался под красивым марокканским небом - родиной этой смолы.
*
Клара,
я хочу, чтобы ты ответила на мои разрозненные фрагменты, столкнула мое небытие с твоей реальностью. Наполни меня своим дыханием, чтобы моя отравленная наркотиками память могла нарисовать путь. Возможно, ты поможешь мне снова найти нить. Если бы я только мог подвести итог своей одиссее.
Пожалуйста, дай мне что-нибудь, к чему можно стремиться. Брось мне вызов, помоги мне. После смерти Беатрис я сдался. Если бы я только мог различить малейший проблеск новой жизни где-нибудь в этом темном лабиринте боли и фальшивых случайностей. Что мы обнаружим под тем, что запретно, – пепел или эту долгую ночь? Будет ли эта все та же потревоженная душа? Или пламя вновь разгорится где-нибудь еще, освещая дни, которые придут с его теплым сиянием?
Марокко
Летиция посоветовала мне поискать место с более мягким климатом, в котором я мог бы проводить шесть месяцев в году, которые я находил такими мрачными в Париже. Абдель предложил Марракеш с его сухими зимами. Он всё организовал. Когда мы прибыли, нас ожидала великолепная мицубиси, любезность одного из его друзей, «короля» марокканских цыплят. Однако квартира, в которой мы собирались жить, пропала.
– Без проблем, у меня есть один адрес.
Мы проехали через главную площадь, Джема-эль-Фна[71]. Он протряс меня по булыжникам мостовой и, свернув в тупик, постучал в дверь здания без вывески. Блондинка проводила нас в свой ряд, один из тех прекрасных традиционных марокканских домов, которые построены вокруг дворика. Она приветствовала нас весьма бурно, потому что видела по телевизору накануне вечером, в повторе, фильм «За жизнь, за смерть», который продюссировала Мирей Дюма. Абдель включил свой шарм, а я спросил, могу ли прилечь, изнуренный поездкой. Меня провели в большую комнату на первом этаже, которую украшали решетчатые окна-машрабия, позволяющие холоду проникнуть внутрь. Абдель попросил обогреватели.
Он вышел, чтобы вытащить вещи из машины. Через час он всё ещё не вернулся.
Я спросил его по телефону:
– Абдель, ты где?
– Ничего особенного, нужно разобраться с небольшой проблемой. Я скоро буду.
Это был стандартный ответ Абделя, когда он был в трудном положении. Полчаса спустя он по-прежнему не появился.
– Я с полицейскими, – сказал он мне по телефону. – Буду через несколько минут.
Было трудно понять, что происходит.
– Тебе нужна моя помощь?
– Нет, нет. Никаких проблем.
И тогда у меня начался мой обычный приступ боли. Вечность спустя он появился – чертенок был чрезвычайно весел и с повязкой на правой руке.
– Абдель, что случилось?
– Ничего. У меня просто была стычка с козлом-парковщиком, который обозвал меня грязным алжирцем. Он не хотел помогать, так что не получил свои чаевые.
Парковщик, спровоцированный своими друзьями, поднял руку на Абделя и в награду получил жестокий апперкот. Его лицо было залито кровью, отсутствовало несколько зубов.
– Одного я поймал своим кулаком, – сказал Абдель со смехом.
– Но почему это заняло так много времени?
Эти ублюдки отволокли меня в полицию. Я сунул старшему офицеру пять сотен дирхамов [72], и теперь с тем парнем покончено. Я написал на него жалобу. Через две недели его ожидают неприятности.
Я подумал, что это слишком жестко, но Абдель был не в настроении прощать.
Вместо «спокойной ночи» он сказал, выключая свет:
– Здесь потеплеет через пару часов. А я пока пойду согрею блондинку.
– Абдель, не глупи. У нее же кто-то есть.
Посреди ночи я проснулся от прерывистых криков и тяжелого дыхания. Через некоторое время настала тишина. Затем это опять началось. Я не мог толком отдохнуть.
– Как спалось? – спросил меня утром Абдель.
– У меня была беспокойная ночь. Быть может, даже кошмарная.
Он сиял, у него-то было все отлично.
– А моя ночь была пылкой!
– Абдель! Бога ради, она не одна.
– Что ж, в таком случае, ему не следовало засыпать. Идиот.
– Ты понимаешь, какую шумиху ты можешь поднять?
Вскоре я увидел женщину. Она выглядела уставшей, но сохраняла достоинство. Абдель, невинная душа, заметил:
– Месье Поццо, вы знаете, хозяйка дома выходит замуж на следующей неделе.
Я с трудом сохранил невозмутимое лицо.
В ожидании, пока мы найдем подходящее место для жилья, мы решили попутешествовать по стране. Пересечение покрытых снегом Атласских гор[73] было эпическим.
– Абдель, когда дорога покрыта льдом, снижай скорость перед поворотом. И если тебя начнет заносить, выворачивай руль в сторону поворота.
Он сделал совершенно противоположное, и мы въехали в стену мерзлого снега, помяв крыло и заблокировав руль. Он распрямил его домкратом и продолжил движение в раздражающей тишине.
После Уарзазата[74] мы проехали по краю тихой долины Драа[75]. Абдель пронесся по дюнам и, естественно, застрял в песке. Понадобились три верблюда с седлами, чтобы вытащить нас.