— Ты в порядке? — спросила я, беспокойно улыбнувшись, пока мы шли по короткому коридору с очередной турелью. З.П.С. и четыре выстрела позаботились о ней, а я не сводила с полосатой кобылки глаз.
— Ты беспокоишься обо мне? Это на тебе висит зебринское проклятье, — возразила Рампейдж.
— Ну… умрешь раз, и новизна теряется.
Она чуть закатила глаза, но в её взгляде по-прежнему оставалось беспокойство. Черт, да она была экспертом в умирании, хотя и не могла оставаться мертвой.
— Что такое?
Она снова глянула на меня, и её улыбка угасла.
— Просто… я не чувствую себя собой. С момента, как мы прибыли тебе на помощь… ага. Чувствую себя намного больше на пределе, чем обычно, — ответила она, когда мы прошли мимо искрящей турели к укрепленной двери, помеченной «Лазарет». — Помнишь провалы памяти, что были у меня раньше? Что ж, сейчас я ощущаю некоторую… странность. Типа, я не уверена, что именно должна чувствовать. Как-будто я — больше не я.
— Так это и было причиной песни? — поинтересовалась я, изо всех сил пытаясь скрыть адскую боль в груди.
— Что, ах это? — фыркнула полосатая кобылка и закатила глаза. — Не. Это было чисто для веселья и чтобы отогнать мысли о превращении Шиарса в кровавую колбасу за то, что он провернул с тобой. Хотя, я всё ещё не передумала скинуть его пухлую задницу с крыши башни после того, как он снимет твоё проклятье.
— Рампейдж… — начала я, но она пихнула меня в плечо.
— Нет! Нельзя позволять такому случаться, Блекджек! Ты отпустила насильников. Ты помогла Сангвину. Черт, да у второй тебя были необходимые органы, а ты должна была пристрелить его и спокойно уйти. А теперь этот засранец проклял тебя… когда ты уже начнешь наказывать пони, которые творят с тобой такую хрень? — пробурчала полосатая кобылка, закатив глаза.
Я вспомнила ту встречу с пятеркой пегасов под дождем.
— Рампейдж. Я не могу так поступить. Точнее, я не могу так поступить и жить с осознанием этого. Я почти убила Бон, находясь в кровавом безумии. Спроси Ксанти о Желтой Реке, если хочешь. — При этих словах зебра немедленно отшатнулась. — Не убивай его. Он снимет проклятье и по мне это будет честно. Мы все выберемся отсюда живыми и получим все, за чем пришли сюда.
— Это было бы здорово, — вполголоса пробормотала Грейвс, подойдя к терминалу возле двери и принявшись печатать кончиками копыт. — А еще здорово не угрожать пони, который нужен, чтобы снять проклятье. — Я скользнула взглядом по сияющим белесым глазам Шиарса.
— Ну и… что нас ждет там? — спросила Рампейдж, постукивая когтем по двери.
— Мои коллеги и друзья, — тихо ответила Грейвс. Затем она с мрачным видом обернулась к нам.
— Не стану уговаривать вас не сражаться с ними… но, если хотя бы один заговорит, прошу, дайте им шанс.
— Ох, да не стоит так волноваться об этом — фукнула Рампейдж, довольно улыбнувшись. — Черт, да даже если они дикие, Блекджек может их запросто отпустить. У неё насчет этого пунктик.
После нажатия еще пары клавиш дверь щелкнула, открываясь.
— Так, — начала земная пони-гуль. — Как только проникнем в лазарет — отправляемся в комнату с припасами. Она на другой стороне помещения. Держитесь левее и ищите «Склад». Там будет больше сотни доз Антирадина. Вполне хватит, чтобы преодолеть оставшуюся часть тюрьмы, — произнесла сестра Грейвс с отсутствующим взглядом белесых глаз. — Знаю, потому что достаточно часто пересчитывала их.
Я кивнула и толкнула дверь. Стоит признать, у меня были некоторые проблемы с больницами и другими местами, связанными с медициной. Я боялась того, что обнаружу некий супер чистый жуткий городок или, что попаду в наполовину мутировавшую, наполовину залитую едкой слизью вопящую комнату.
Вместо этого меня встретила радиоактивная дыра. Все внутри лазарета превратилось в почерневший, деформированный мусор. Тут и там, словно полные ненависти холодные глаза, мелькало голубое пламя. Бетонные стены были покрыты трещинами, а некоторые рухнули, метал погнулся, словно пригоревшее мясо. В нос шибал едкий электрический запах вперемешку с вонью застарелой сажи. Возле сожженных корпусов протектопони с потолка свисали расплавленные турели. Мое зрение застилала нездоровая дымка.
— Ага. На бис исполнишь? — Психошай кисло спросила Рампейдж.
— Твоя очередь, — ответила полосатая потрошительница тихим голосом. По какой-то причине, вне постоянной перестрелки, мы стали говорить намного тише. Со всей осторожностью наша группа перебралась через расплавленное зарешеченное окно в больницу. К каталкам и кушеткам все еще были прикованы почерневшие кости. Вдоль потолка равноудалено друг от друга располагались частично расплавленные лампы освещения, изогнутые в сторону боеголовки. Мерцающий синий свет заставлял наши тени причудливо танцевать.
— Доктор Ферн… — прошептала сестра Грейвс, стоя над парой скелетов, жавшихся друг к другу. Она глянула на меня, затем снова на кости. — Штифт в тазовой кости из-за несчастного случая на ледовом катке. Всегда донимал его в плохую погоду. А это, вероятно, доктор Сильверстрайк… у них был роман. Постоянная причина для сплетен среди персонала.
Она издала задыхающийся, гортанный звук, тот же, что издавал Сангвин. Плач гуля.
— Он так и не смог признаться жене.
Она развернулась и быстро отошла, свесив голову, мы подошли к следующей палате с еще большим количеством оборудования возле покрытых сажей кроватей. То и дело она узнавала одну из сестер или докторов, или даже уборщицу. Доктор Скамперкамп — жуткий бездельник во время ночных смен. Сестра Брэмбл, которая одолжила Грейвс пару монет на покупку завтрака в день, когда упали бомбы. Земная пони-гуль расстраивалась все сильнее с каждым найденным трупом. Она могла даже опознать некоторых заключенных по их позам и отметинам старых повреждений на костях.
Пока мы брели по коридору, сквозь одно из небольших окон в крыше упал шар пламени как раз тогда, когда мы шли под ним. Огонь пролился сквозь отверстия, словно расплавленный воск, едва не попав на Стигиуса и Психошай. Огненные капли собрались на полу в чернеющую кучу, на что мгновенно отреагировал мой дозиметр. Мы разом отпрянули, поглощая по пилюле Рад-Икса просто ради предосторожности. Я глянула на гулей.
— Полагаю, к этому у вас иммунитета нет, так?
Лакуна покачала головой. Грейвс глянула на меня и пробормотала:
— Хоть радиация и помогает нам восстанавливаться, думаю, что открытый огонь причинит больше вреда, чем сможет исцелить.
Плохо.
Мы двигались мимо остальных помещений, некоторые из которых выглядели менее разрушенными, чем другие. Потом прошли операционную, оставшуюся более-менее нетронутой. Дальше набрели на офис, где оказались только почерневшие, деформированные столы и расплавленные картотечные ящики. Грейвс задержалась у костей пони, сжимавших обугленный клочок бумаги. В сейфе лежало около трех сотен монет и несколько бумаг, переживших пожар. Ох уж эта любовь довоенных пони к бумажкам. Грейвс собрала их и сложила в свою сумку.
Не разрушенный рентген-кабинет, где над столом с арматуры свисало странное округлое устройство. На стенах были развешаны почерневшие изображения с различными схемами анатомии пони. Земная пони-гуль подбежала к большой двери из нержавеющей стали, и потянула задвижку, открывая комнатку, заставленную бочками с Флюксом вместе с одним разбитым скелетом.
— Сестра Спектр из Пранции, — произнесла Грейвс, дотронувшись до изорванной белой шапочки медсестры. — Её акцент всегда поднимал мне настроение.
Но я не смотрела на шапочку. Я изучала разбитые кости. Дверь была нетронута, изнутри ничего не свалилось. Крохотная розовая пони в моей голове нацепила плащ детектива и принялась выдувать пузырьки из трубки. Затем я перевела взгляд вглубь хранилища, где заметила движение.
— Грейвс, берегись! — крикнула я, отпихивая её в сторону.
Не издав ни звука, из темноты выпрыгнул гуль в боевой броне, врезавшись в меня и отбрасывая назад. В отличие от остальных гулей, этот упорно молчал. Обтянутые жесткой кожей коричневые кости его копыт обрушивались на меня снова и снова.