Я всегда была хорошим ребёнком, таким, о котором родителям не нужно было беспокоиться. Домашняя работа всегда была выполнена, я никогда не перечила, всегда следовала правилам и с радостью соглашалась с тем, чего хотели все остальные. В обычной нуклеарной семье такими вещами родители могли бы гордиться, верно?
Но в такой семье, как моя, это делало меня незаметной.
Мой отец после развода обзавёлся новым домом, новой женой и двумя детьми – новой полноценной жизнью. А у моей мамы после развода появился новый дом, новый муж, мопс, которого она лелеяла как ребёнка и новая блестящая карьера, которая была более хлопотной, чем настоящий человеческий ребёнок. Поэтому мне оставалось играть несчастливую роль остатков от их предыдущего брака, которые просто сновали туда-сюда между домами, появляясь в назначенные судом дни и каким-то образом удивлять их своим присутствием.
Я не могу сосчитать, сколько раз я входила в один из их домов только для того, чтобы услышать, как кто-то из них говорит: «О, я думала/думал, что ты сегодня у папы/мамы». Я также не могу сосчитать, сколько родительских собраний и визитов к стоматологу были пропущены из-за того, что каждый из них предполагал, что меня отвезёт другой. Или сколько раз я ночевала у бабушки, не сказав никому из них, и никто даже не позвонил, чтобы узнать, где я.
Я была настолько хороша, что моим родителям не надо было за меня волноваться.
И они не волновались.
Вообще.
При этом они оба были далеко не равны. Моя мама была трудоголиком с большой буквы. Она постоянно работала, и, казалось, считала, что её главная роль как мамы заключалась в том, чтобы была такой же. Мой папа, с другой стороны, был весёлым, спокойным и мило заботился обо мне, когда не отвлекался на свою прекрасную новую жизнь. Когда мы были вместе, мы были всё тем же сплочённым дуэтом отца и дочери, каким были всегда. Я обожала своего отца.
Он просто иногда забывал обо мне, если я не стояла прямо перед ним.
Он внимательно смотрел на меня, явно ожидая моего ответа. Хотела ли какая-то крошечная часть его, чтобы я поехала с ним? Или какая-то крошечная часть его хотела, чтобы я НЕ поехала с ним?
Я пожала плечами и попыталась улыбнуться.
— Мне нужно немного подумать над этим.
Он кивнул в знак согласия и перевёл разговор на мою разбитую машину. Он увидел моё сообщение за обедом, но к тому времени было уже слишком поздно звонить мне. И я выслушала его лекцию о том, что надо быть внимательной и не ехать слишком близко, но всё, о чём я могла думать – это о том, что мне придётся каждый день запоминать, как это звучит, когда папа приходит домой, чтобы не забыть.
Всё, о чём я могла думать, это о том, что он был абсолютно не против оставить меня. С женщиной, с которой он развёлся и той, с которой по его словам «невозможно жить».
Я поднялась в свою комнату и позвонила бабушке.
— Привееет.
— Привет, бабушка. – Я всхлипнула и попыталась держать всё в себе. Мне казалось, что если я дам волю слезам хотя бы на секунду, то больше никогда не смогу остановиться. — Я, гм, мне нужно заглянуть к тебе. Ты можешь забрать меня?
— Ты в школе?
— Нет, – я выглянула в окно и заметила, что солнце скрылось за облаками, и небо стало тёмно-серым. — Медсестра отправила меня домой. Я у папы.
— Ты заболела? – спросила она.
Я обхватила себя руками. — Нет. Я увидела, как Джош целовался с другой и притворилась, что у меня рвота. Мне нужно было убраться оттуда.
— Этот маленький засранец. Выезжаю.
Двенадцать минут спустя моя бабушка въехала на подъездную дорожку на своём «Мустанге» 69-го года. Я знала, что это она, даже не глядя, потому что её любимая убитая машина грохотала, как моторный зверь. Я сбежала вниз по лестнице.
— Я еду к бабушке Макс.
Папа посмотрел на моё лицо и сразу понял, что я расстроена. — Во сколько ты вернёшься домой?
Я схватила с пола рюкзак. — Она сказала, что я могу там переночевать.
Лиза вышла из кухни с раздражённым видом – я даже не слышала, как она вернулась домой.
— Но я только поставила курицу в духовку.
— Спасибо. Я разогрею её завтра.
Она нахмурилась и бросила взгляд на моего отца, прежде чем я выбежала за дверь.
Признание №5
Моя бабушка научила меня буксовать на её машине, когда мне было четырнадцать.
— Суп будет готов через двадцать минут.
— Звучит неплохо. – Я лежала на продавленном бархатном диване, окутанная грустью и запахом супа, и пялилась в телевизор. — Спасибо.
— Ты же знаешь, дорогая, – сказала бабушка, неся через комнату вязаный плед и накрывая им мои ноги, — что ты достойна большего, чем думает Джош или любой другой парень.
— Знаю. – Но это было не так. Мне не хотелось слышать приятные слова, когда реальность была такова, что я была недостаточно хороша для Джоша.
Он написал мне пять раз с тех пор, как я ушла из школы:
Джош: Мы можем поговорить?
Джош: Ты ушла?
Джош: Встретимся у моего шкафчика после уроков, пожалуйста?
Джош: Собираюсь идти в библиотеку, но я не сделал ничего плохого, Эм. Это несправедливо.
Джош: А сейчас злюсь я. Позвони мне.
Я была слишком разбита, чтобы формулировать слова и предложения в ответ на его расспросы. Каждый раз, когда я пыталась – а я пыталась каждые пять минут или около того, – всё заканчивалось тем, что я плакала и представляла, как он целует Мэйси.
— Иногда я не понимаю, почему ты не открываешь рот и не произносишь слова, которые вертятся у тебя на языке, – сказала моя бабушка, идя на кухню и выключая плиту. — Я имею привилегию слышать, как ты выпускаешь свой гнев. Другие тоже должны. Ты не та угождающая всем мышка, за которую ты себя выдаёшь. Сожги несколько городов своей яростью! – Её речь прерывалась агрессивным помешиванием супа.
— Что ты хочешь, чтобы я делала, бабушка? Чтоб я на людей срывалась?
— Немного, да, – она посмотрела на меня через плечо и сказала: — Прекрати беспокоиться о том, чтобы сделать всех остальных счастливыми.
— Я не так хороша в этом, как ты. – Бабушка Макс была свирепой и совершенно не умела проигрывать в споре. — Проще сказать то, что хотят услышать люди.
Она достала из шкафа две тарелки и принялась наполнять их супом.
— Но разве это не съедает тебя изнутри?
Я пожала плечами. Мои внутренности были истерзаны, независимо от того, как они стали такими. Я представила себе Джоша и почувствовала, как на сердце в буквальном смысле становиться тяжелее. Потому что, если он мне не пара, то что я знала о любви... или о чём-то другом? Прошло несколько часов с тех пор, как я ушла из школы, и мне казалось, что я должна найти какой-то план на будущее, но вместо этого я чувствовала только пустоту.
Я бросила плед на диван, подошла к столу и села рядом с бабушкой, размышляя о новом ужасном решении, которое мне предстояло принять. Я сотни раз сидела с ней за этим столом. Неужели я действительно могу оставить её и уехать в Техас? Она сказала, что она будет не против, если я решу уехать, но уеду ли я? Моя бабушка была одной из моих лучших подруг, и единственной, кому я была готова рассказать о Техасе. Хотела бы я сказать, что волнуюсь о том, как моя овдовевшая бабушка выживет без моего присутствия, но в действительности всё было наоборот.
Она съела ложку супа. — Перец!