Пролог
— Что ты здесь делаешь? Выйди из детской! — требую я шёпотом, чтобы не разбудить Максима.
Богдан прикладывает к губам палец, приказывая мне молчать. Медленно проводит ладонью по волосам сына.
Сердце обливается кровью, когда Богдан осторожно целует волосы Максима. Внутри всё переворачивается, а горло душит слезами. Сколько раз я в мечтах представляла, как он, настоящий отец, склонится над спящим сыном, позовёт его по имени.
Это происходит именно сейчас. Богдан осторожно прикасается к сыну, поправляет сползшее одеяло и выпрямляется. Он — настоящий отец Макса, а я не имею права сказать даже это. И тем более не скажу о чувствах, что бушуют внутри.
Прошло больше шести лет, но я угадываю родные черты лица любимого мужчины даже при тусклом свете ночника. Знаю каждую линию. Могу прочертить их по памяти с закрытыми глазами. И только спустя мгновение приходит осознание — он изменился. Часто моргаю, пытаясь согнать жгучие слёзы. Спешу сделать шаг назад, чтобы не будоражить себя.
Богдан распрямляется и быстро покидает детскую. Прикрывает дверь мягко и осторожно. Но потом вдруг появляется передо мной и безжалостно стискивает пальцы на локте. Тащит меня по коридору. Свернув за угол, толкает спиной к стене.
Я боюсь его близости и одновременно хочу её. Ноги дрожат. Я боюсь упасть, если он отпустит меня и боюсь его помощи, как огня. Он так близко. Меня окутывает ароматом его парфюма. Но даже сквозь резкие ноты ветивера я узнаю его будоражащий запах. Он наклоняется ко мне. Упираюсь в его грудь руками — как будто пытаюсь оттолкнуть наступающую бетонную стену.
— Отпусти меня! — шепчу пересохшими губами.
— С чего бы? Раньше просила не отпускать, — его улыбка напоминает оскал. — И как ты объяснишь то, что твой сын — моя вылитая копия? Сколько ему сейчас? Пять лет, да?
— Как ты узнал?
— Твой муженёк похвастался своим сыном. А я не тупой, не слепой и далеко не кретин…
Богдан удерживает меня за плечо одной рукой, второй достаёт бумажник, пытаясь добраться до нужного отсека.
Стараюсь дышать немного чаще. Пытаюсь держать себя в руках, но меня колотит нервной дрожью. И страхом. Я знаю Богдана, но того, другого, каким он был в прошлом. Сейчас этот мужчина знаком мне только внешне. Я чувствую в нём слишком много эмоций и не могу сказать, что они со знаком плюс.
Веду плечом, чтобы он отпустил меня. Богдан отдаляется. Совсем немного. Но мне хватает, чтобы выскользнуть из его плена.
— У нас одно лицо! — бросает в мою сторону обвинения Богдан. Показывает свою детскую фотографию — единственное, оставшееся от его родителей. Потом небрежно прячет бумажник в карман.
— Я настоящий отец твоего ребёнка! — его голос вибрирует от сильных чувств. — И что ты на это скажешь, Марьяна?
— Ты ошибаешься, — пытаюсь обойти Богдана, но он резко прижимает меня к стене. Распластывает по ней своим сильным телом. Я сразу начинаю тонуть в обжигающем жаре и резко вдыхаю запах. Делаю несколько жадных глотков, пытаясь вдохнуть воздух, но приходится дышать запахом его тела. Это сводит с ума.
— Я не ошибаюсь! — холодно заявляет Богдан. — Я отец Макса. И тест ДНК это подтвердит!
— Тест-ДНК? О чём ты говоришь? Я не понимаю…
— Ох, давай играть в «не понимаю», если тебе так хочется! — лающий и озлобленный смех царапает мой слух.
— Что ты хочешь от меня? Спустя столько лет!
— Детка, — ухмыляется он. — Мне нужна не ты. Я хочу забрать то, что ты украла у меня — право быть отцом.
— Я ничего у тебя не крала.
— Украла, — упрямо повторяет Богдан.
Я отчаянно пытаюсь найти в его суровом лице отголоски тепла. Но Богдан замкнут в себе. Сейчас его перемыкает на мыслях о собственном сыне.
— Мой сын… Родной. Живёт в семье неудачника, — презрительно кривит губы Богдан. — Я намерен это исправить.
— Исправить? — не понимаю, к чему он клонит, но почти сразу же меня накрывает осознанием, что именно хочет сказать Богдан. — Я ни за что не отдам Макса! — говорю как можно твёрже.
— Очень скоро твоё мнение по этому поводу сильно изменится.
Я заворожённо смотрю на острые, чёткие линии лица Богдана. На подбородок с колкой щетиной, впалые щёки и скулы. Опасаюсь заглянуть в зеленоватые омуты глаз, поэтому скольжу взглядом по губам и подбородку.
— Нет. Ты не имеешь никакого права.
— А вот тут ты ошибаешься, Марьяна! — его острый кадык дёргается вверх-вниз, когда он едва слышно шипит горячим шёпотом близко от моих губ. — Я хочу увидеться со своим сыном. Хочу принимать участие в его жизни. Ты не имела никакого права прятать его от меня…
— У Макса есть отец!
Богдан перемещает руку на мою шею, обхватывает пальцами и сдавливает.
— Повтори, что ты сказала? Кто его отец? Вот этот рыхлозадый неудачник? Отец Макса по крови — я. И я это докажу!
Богдан разъярён. Пальцы сильнее смыкаются на моей шее. Царапаю его запястье ногтями. Он переводит взгляд вниз, на мои пальцы, словно не чувствует боли. Только наблюдает, как набухают красные капельки крови.
— Тест ДНК будет, Марьяна. Я это гарантирую…
— И что потом? — спрашиваю охрипшим голосом. — Ты увидишь плюсики и что дальше, Богдан?
Он разжимает пальцы, опускает руку. Потом с размаху бьёт раскрытой ладонью по стене. Удар глухой, но меня он пугает. Бомба под водой тоже взрывается без лишнего шума, но потом поднимается большая волна и сносит всё на своём пути. Я зажмуриваюсь. Опасаюсь цунами его холодной ярости.
— Потом? — усмехается. — Посмотри на меня, Марьяна. Я не люблю разговаривать со стенами, — ловит мой робкий взгляд. — Да, так гораздо лучше… Отец имеет право на многое. Например, на общение с ребёнком.
— И как ты себе это представляешь? — шепчу я, ужасаясь от мысли, что уже смирилась с частью правды.
Мысленно я уже подвела черту, за которой правда всплывает наружу. А дальше я боюсь заглядывать. Моя семья будет разрушена до самого основания открывшейся правдой. Но рано или поздно это должно было произойти. Они слишком похожи — Макс и Богдан. Слишком!
— Богдан, пожалуйста. Не надо. От моей семьи останутся одни руины… — умоляюще шепчу слабеющим голосом. — Пожалуйста.
— Нет.
Коротко и ёмко. Богдан не собирается оставаться в стороне. Я чувствую это в нём — непреклонную решимость пройтись по моей жизни бетонным катком, раздавив то немногое, что осталось целым.
— Я возьму своё. У меня есть права.
— Ни я, ни Виталий… — собираю все силы, чтобы не рыдать. — Мы не отдадим сына. Ни за что.
— Возможно, сейчас твой муженёк заливается соловьём о любви к сыну. Но что будет, когда он узнает, что Макс — не родной ему? Что будет, когда я помашу перед его жирной мордой длинным рублём? Я дам ему понять, что он получит финансирование своего утлого бизнеса только при определённых условиях… — Богдан делает паузу, разглядывая меня насмешливо. — Что будет тогда? Как дорого он продаст мне моего сына, а?
— Чудовище! — выдыхаю я.
Богдан отступает. Засовывает руки в карманы брюк. Его лицо принимает отстранённое и ожесточённое выражение. Я стараюсь перевести взгляд в сторону, чтобы он не заметил, как на глазах закипают слёзы. Мне больно смотреть на высокомерную маску богатого ублюдка, в которого превратился мужчина, когда-то любимый мной.
— Раньше тебе нравилось!
Его голос звучит слишком близко от моего уха. Я вздрагиваю, понимая, что он задирает мои руки высоко над головой и фиксирует запястья одной рукой. Запускает пальцы в волосы, треплет идеальную причёску. Ведёт носом по коже шеи. Дрожу от распаляющих прикосновений. Лёгкий укус. Горячая влажная дорожка — языком от уха до самой ключицы. Часть меня отзывается на его грязноватую ласку. Дрожь узнавания выдаёт меня с головой. Богдан резко отпускает меня. Я вжимаюсь в стену, просто чтобы не упасть.
— Теперь ты выглядишь слегка потрёпанной. Мне нравится, — подмигивает Богдан. — Часто думаешь обо мне, лёжа в постели с этим боровом?