Гостья стала поприветливей.
– Да бог с ним, с почтальоном, нам, пожилым, уже и недели одним днём кажутся. Тут такое дело… Внучатая племянница ко мне с сынишкой своим приезжает на днях, а меня ейный муж в город заберёт, чтобы за младшим правнуком приглянула…
«Во бабка даёт! – удивлялся мысленно Горбушин. – Это за ней пригляд да присмотр нужен, а она поверила, что ей правнука доверят. Наивная…»
– Ну а они здесь по двум причинам останутся, – продолжала посетительница, – даже по трём. За домом присмотреть надо и урожай собрать. А самое главное, сынишку ей подлечить надо свежим воздухом и парным молочком. Соседка-то моя предложила у неё хоть вёдрами брать.
– Знаю, сейчас многим некуда молоко девать. А молокозавод так и не открыли, обещают только…
– Ага! Как и сыродельный комбинат закрыли да на металлолом разворовали! – опять стала заводиться Козырева, вспомнив о производстве, в которое вложила душу и которое развалилось после её ухода на пенсию. – А ты так ни одного вора в тюрьму и не посадил!
На это справедливое обвинение участковому крыть было нечем. И никакие комплименты или добрые слова здесь не помогли бы. Да и как сажать чиновников, которые всё делали по закону и всё списывали, строго придерживаясь каждого параграфа? Да и не на его участке производство находилось, а в ближайшем посёлке городского типа. Там своя группа пильщиков народного добра работала, не подступишься.
Но в итоге на прилавках магазинов не стало отменного «Козыревского» сыра и творога, а простым людям некуда стало сдавать излишки молока. А это в свою очередь сказалось на демографии села.
Сейчас-то любое производство открывай, хоть личное, хоть кооперативное. Да не осталось никого из желающих. И мастера все повымерли. А уж оборудования дорогого тем более никто не предоставит под божеские выплаты. Вот и пропадало целебное молоко, вот и закупались втридорога сыры за рубежом, покрытые плесенью, напичканные эмульгаторами и ядовитыми химикатами, зато в яркой упаковке.
А всё прекрасно понимавший Горбушин сам готов был биться головой об стенку, глядя на создавшуюся безвыходную ситуацию. Только вот утерянного не восстановить и время вспять не повернуть. Поэтому на прозвучавшие обвинения участковый лишь уныло проворчал:
– Григорьевна, не трави душу… А то опять в запой уйду!
– Эх вы, мужики называется, – взгрустнула старушка. – Только и знаете, что в запой нырять с головой. Нет чтобы порядок в селе навести, – опять шумно вздохнула и вернулась к прежней теме: – Вот и будет моя внучка своего сынишку лечить. А попутно, раз уж на месяц цельный, а то и два тут останется, будет мои записи изучать да по ним сыры делать. Экспериментировать. Чтобы попрактиковаться, так сказать, да знания нашего рода перенять.
Участковый наморщил лоб, припоминая:
– А ведь в самом деле у тебя сарай есть, который лучше дома отапливается и тепло держит… На продажу будет делать?
– Нет, только для себя! – заявила Прасковья категорически. Но тут же лихо, заговорщицки подмигнула: – Ну и для своих людей. Для самых полезных… За полцены. Только с одним условием: уж ты, Леонидыч, проследи да присмотри, чтобы внучку с правнуком никто не обидел. И сам в обиде не останешься.
Горбушин согласно закивал, сглатывая невесть откуда скопившуюся во рту слюну. Двадцать лет прошло, а до сих пор помнил он ароматные, тающие на языке сыры Лучезарного сыродельного комбината, на котором Козырева долгие годы была бессменным и последним директором. Будь его воля, имей он средства, отстроил бы комбинат заново и на руках эту старушку носил в цеха и сыроварни. Лишь бы она поток продукции возобновила, лишь бы за собой в могилу древние секреты не унесла.
О новых рабочих местах и всплеске развития животноводства на местных пастбищах и роскошном чернозёме и говорить не приходилось. Хотелось! Но…
– Не переживай, Григорьевна, присмотрю за твоими! А уж коль небольшое производство наладят да сбор молока пойдёт, то заставлю скрепером дорогу к тебе выровнять да щебнем подсыпать.
– О-о! – предстоящий подвиг Козырева сразу оценила. Хорошо представляла, чего будет стоить участковому подправить дорогу к чёрту на кулички. Причём ради одного, пусть и добротного, поместья. – Но ты уж так сильно рот на большое производство не разевай. Внучка самый минимум продукции делать сможет. Почитай она и пойдёт в уплату за молоко… да нужным людям. Сам понимаешь, что в сарае много не сделаешь – ни дров, ни угля для прогрева не напасёшься.