Я был с ней рядом, когда она умирала в реанимации от заражения крови, из-за того, что всей моей зарплаты за пол года не хватило на курс антибиотиков, безумно подскочивших в цене. Потом я попытался отомстить этим уродам, но мне настоятельно посоветовали этого не делать, если я хочу жить. Естественно, никакого наказания ублюдки не понесли, но ходили слухи, что вся их рота сгорела при штурме Донского плацдарма. Блогеры пытались раздуть мою историю в масштабный скандал, но введённое военное положение не особо располагает к свободе слова. Я тогда чуть с ума не сошел от постоянных интервью, прессинга военных и нескольких попыток отправить меня вслед за ней. Но человек - живучая тварь, а потому я смог это пережить, и даже не сойти с ума.
Потом были еще три долгих года войны: сплошной ужас, безумие и грязь. Слухи о моей отмороженности ходили по всему батальону. Несколько раз наша часть уходила на пополнение личного состава, я четыре раз был ранен, но мои способности помогали мне выжить и выполнить задачу даже в самых адских мясорубках. Свой смысл жизни и основу своей личности я создал в битвах, упиваясь кровью врагов. Однако в обычной жизни я мало отличался от других: старался шутить, смеялся со всеми и всячески поддерживал имидж своего парня. Однако я ненавидел людей - тупых, пустых и истощенных. Они были слишком жизнерадостны, слишком веселы, хоть я и понимал, что весь их смех - не более чем маска, которой они защищаются от мира. Что на войне люди выгорают, и ничего кроме ненависти и пустоты у них не остается. А потом была та злосчастная зачистка хрущевки, в которой какой-то враг пробил мой щит ножом. Противника я тогда убил, рану заштопали, но мое тело начало умирать. Медленно начали отказывать мышцы на ногах: я слабел с каждым днем. На всякую хитрую попу найдется и клизма винтом - нашелся винт и на меня. Естественно, после такого меня комиссовали, списав мое состояние на психосоматику и повесив на грудь пару медалек, как компенсацию за всё, что мне довелось пережить.
Вот так я и остался один, с умирающим телом в разрушенной войной стране. Почти два года я пытался найти способ спастись, однако все мои умения оказались тщетны, а знания - мусор. Когда накатывала хандра я просто включал аниме, и часами пялился в экран, забивая голову, лишь бы не выть от бессилия и одиночества. Решив разобраться в том, что же меня убивает, я начал свое паломничество по библиотекам, музеям и интернету, в поисках хоть каких-то крупиц знания.
В результате нашел я и ту дрянь, которая меня убивала, и способ от нее спастись. Однако прошло уже слишком много времени, и я был обречен. Так я решил сменить приоритеты, выбрав целью не выживание, а сохранение своей личности после смерти тела. Когда я уже совсем отчаялся, то перечитывая один из старых текстов нашел ритуал, который совершали смертельно раненые в бою воины. Сначала я счел его бредом, и чуть было не повесился от безысходности. Но утопающий хватается и за соломинку, а потому я решился на это безумие. Потом была долгая подготовка, осложненная тем, что ноги отказали совсем, а руки не могли удержать ничего, что было бы тяжелее книги, без помощи телекинеза. Однако я справился со всеми условностями, напился в стельку, сжег все ценное, что у меня оставалось и после того, как опохмелился, на следующий день я проткнул свое сердце. Однако или я что-то не учел, или воин из меня был так себе, но получилось не совсем так, как должно было. Однако же депрессивно-спокойная натура Синдзи таки смогла хоть немного унять мое безумие и помогла вернуть контроль над своим разумом. В жизни Икари-младшего было банально больше хороших событий и приятных воспоминаний, чем у меня. Но когда я увидел Рей в бинтах - это было слишком для моего измученного сознания.
Я осознаю, что поступаю неверно, но иначе просто не могу: после всего, что произошло за несколько последних дней, она стала важна мне. И я постараюсь ее защитить, как умею. Радует одно - способности Синдзи гораздо сильнее тех, которые были у меня в прошлом теле. И потому, если я не перегорю во время тренировок, то перспективы мои в этом теле огромны. Размеренные мысли прервал резкий обрыв синхронизации и по связи мне сообщили о прекращении синхротеста. Уровень LCL пошел на убыль, кожу омерзительно стянуло подсыхающей коркой, а спазм, вызванный автодоком для очистки моих легких от жидкости, скрутил меня в непрекращающемся кашле. В конце концов последние капли розовой жижи вышли из меня вместе с полупереваренными остатками мороженого и лапши. Воздух стал для меня долгожданным сладостным спасением, дурманящим голову. Встаю и, пошатываясь, бреду в душ, стараясь добраться туда как можно быстрее - ощущение подсыхающей корки на коже отвратительно.