Я сдула вновь упавшую на лицо прядь и с вызовом уставилась на Суржевского.
На него, кажется, моя речь не произвела никакого впечатления. Он снова разглядывал меня. Медленно, лениво, напоминая волка… Возможно, он даже не слышал моих слов.
Я закатила глаза.
— Всего хорошего!
Попрощалась и, обойдя мужчину, пошла разносить остывшую еду.
— Вот гад, — Марина перехватила меня у входа в кухню, — за шестым сидел, видела? Наверняка, денег куры не клюют. А сам взял, и рассчитался у бара. Наверняка, чтобы чаевые не платить…
Я лишь грустно улыбнулась… Думаю, на самом деле он пошёл туда, чтобы в очередной раз мне нахамить. Но коллеге, конечно, об этом не расскажу.
— Уберёшь их стол? Я зашиваюсь.
Я кивнула, взяла тряпку и пошла к шестому.
Поправила салфетницу, смахнула крошки и застыла. Моё удивление сложно передать словами.
В чехле для столовых приборов, под не понадобившейся ложкой, аккуратно лежала пятитысячная купюра.
Какое-то время я гипнотизировала бумажку, вероятно, ожидая, что она исчезнет.
Но этого не происходило.
Что это? Чаевые, почти в четыре раза превышающие сумму всего заказа? Смешно! Гад просто в очередной раз решил меня унизить!
Гнев забурлил внутри, разгоняемый кровью по всему телу.
Ну уж нет… Я этого так не оставлю!
Я огляделась и, убедившись, что никто не видит, схватила купюру и сунула в задний карман брюк.
Я верну её Суржевскому во что бы то ни стало.
ГЛАВА 7
Я подключила все свои журналистские связи, а их, за годы работы в этой сфере, скопилось немало.
В итоге, решила воспользоваться предложением одного ушлого друга, которое отвергла, когда пыталась взять интервью у Суржевского.
Наглость — не самый действенный инструмент. Обычно подобные приёмы приводят лишь к тому, что тебя агрессивно посылают и вызывают охрану. А если нарваться на принципиального клиента, то могут ещё и все каналы перекрыть, и с карьерой журналиста придётся завязать.
Но сейчас мне не надо брать интервью. Я всего лишь верну гаду его подачку.
Сергей, бывший журналист, с которым как раз и произошла неприятность, в результате которой пришлось закончить свою деятельность, выяснил, что у Суржевского в понедельник состоится деловой ужин. По его каналам сообщили, что это будет встреча с юристом.
Это хорошо. Не придётся устраивать концерт на глазах у кучки денежных мешков. Один юрист. С этим я точно справлюсь.
Справиться бы с Суржевским…
Все выходные я была, как на иголках. Старалась не отвлекаться и всё время уделять Маше, и дочь, слава Богу, не заметила ничего необычного. Она была слишком увлечена зимними забавами.
А вот проницательная мама заподозрила неладное.
— Лисёнок, у тебя всё в порядке? Ты иногда как будто зависаешь…
Конечно, зависаю. Я то и дело репетирую свою речь, которую собираюсь произнести, возвращая Суржевскому деньги.
— Да нет, мам, всё в порядке, — постаралась естественно улыбнуться, — просто на работе запар. Домовой вдруг стал чрезмерно популярным местом.
— Ну, — мама пожала плечами, — это же хорошо… Значит, и чаевых много…
Я хмыкнула.
— Даже слишком…
— М? — мама не расслышала.
— Слишком много работы, говорю. Немного устала. Но ничего. К понедельнику буду в норме.
Ко вторнику точно. Вот только в последний раз пообщаюсь с гадом Суржевским, и всё встанет на круги своя.
— Лисёк, — мамин тон изменился, и я уже поняла, о чём пойдёт речь и приготовилась держать оборону. — А как на личном фронте?
— Мама, — постаралась быть мягче, — мы это уже обсуждали. Ни о каких мужчинах не может идти речь, пока я не получу повышение. Я не хочу, чтобы нас с Машей кто-то содержал.
— Но ведь мужчины и должны содержать семью…
— Семья, это я и Маша. Никакой мужчина не станет её частью.
Ответила слишком грубо. Заметив расстройство на мамином лице, поспешила добавить:
— И, конечно, вы с папой. Без вас мы пропадём.
И это было сказано совершенно искренне. Не знаю, что бы я делала, если бы не родители. Особенно в первый Машин год…