— Нет, солнышко моё медовое, обопрись на меня. Дай мне свои руки и давай потанцуем, как тогда, в палатке. Давай шажочек… Умница моя.
Ласковые слова, уговоры и просто море терпения. Мальчики тоже быстро устают, остановка сердца — не шутки, не игра. И им тяжело, но они уговаривают своих девочек, поддерживают, носят на себе. Пассивная гимнастика, массаж… Отодвинув медиведьму или целителя в сторону, любящими руками скользят по нежной коже, чтобы самому дорогому существу на свете стало чуть полегче.
— Не хочу! Не хочу-у-у-у, — рыдания быстро утомившейся девочки.
— Ты моя самая смелая, самая упорная, ангел мой. — Объятия, нежности на ушко, поцелуи… И становится легче.
И кормят девочек почти с ложечки. Гарри ухаживает за Гермионой, как будто она сделана из тончайшего хрусталя. Девочка даже раздражается от этого, ворчит, но всё равно улыбается. И он не один такой. Фред и Джордж кормят близняшек, полулежащих в креслах, им очень сильно досталось, и они не могут пока ещё ходить. Проходят дни, недели, и становится проще. Утром мальчики уходят на зарядку и пробежку, стремясь восстановить физическую форму, а потом возвращаются, будят свои сокровища, кормят, ухаживают и снова — массаж, ходить, ходить, ходить… Не всё получается. Кто-то пугается, кто-то отчаивается… Лаванда до сих пор не может ходить — теряет сознание, поэтому Джастин носит её на руках. А вот Ханна уже иногда присоединяется к мальчикам на зарядке. Астория быстро слабеет, но Драко всегда рядом. Всё будет хорошо, обязательно же будет.
Проходят недели, складываясь в месяцы, всё легче девочкам ходить, опять можно колдовать, опять улыбки и весёлый смех раздаётся в зале. Это очень тяжело поначалу, но всё проще потом. Слава Мерлину, детские сердечки справились, слава Магии, все восстановились. И подростки вполне охотно разговаривают с целителями, встречаются с родными. Скоро их уже можно будет выпустить в большой мир. Говорить о победе ещё рано, но она рядом, почти за углом, всё самое страшное закончилось.
Теперь подростки могут просто жить. Сегодня они разъезжаются на «каникулы» по домам, ненадолго, на десять дней всего, у каждого аварийный порт-ключ, который может пробить любые щиты. Сегодня они увидят родных…
Стоят в зале дети, прощаясь друг с другом, они давно не расставались на длительный срок и им даже немного страшно. Но Гарри, оказывается, подумал и об этом — парные зеркала есть у каждого, а у него — целый ворох этих зеркал, потому что он всегда для них есть. Вот уже последние слова отзвучали, и срабатывают порт-ключи. Кого-то к манору, кого-то на вокзал, где его встретят. Пары не разлучаются, они сами решают, куда сначала, а куда потом. Потому что не могут и минуты друг без друга.
Драко быстро заканчивает что-то писать и передаёт пергамент целителю с просьбой отправить в Мунго, а после обнимает свою Асти, улыбнувшись ей и утонув в её ответной улыбке, шепчет ключевое слово. Хлопок.
Гермиона обнимает почему-то нервничающего Гарри, даря ему своё тепло и лучисто улыбаясь и… Хлопок. В зале становится пусто на долгих десять дней.
Люциус Малфой разворачивает пергамент, поданный ему целителем, и вчитывается в короткие строки, обжигающие его своим концентрированным теплом. Он читает, не в состоянии сосредоточиться на тексте, и только одна строчка занимает всё его внимание:
«Я простил тебя, папа».
Почувствовав, будто что-то отпускает его, лорд Малфой откидывается на кровать со счастливой улыбкой. Облегчённо плачет рядом с ним Нарцисса.
Начальник специальной базы аврората сидит, задумавшись, будто погрузившись в колдографию, на которой играет маленькая девочка, улыбаясь ему. Все эти месяцы он наблюдал за тем, как меняются дети, прошедшие через ад войны. Как появляются робкие улыбки на напряжённых лицах, как впервые звучит смех. Как мальчики заботятся о девочках… если бы она не погибла тогда, может быть, и у неё был бы такой заботливый мальчик? Кто может ответить на этот вопрос? Начальник базы не может отпустить своё прошлое, ведь у него нет ничего в настоящем. Дети разлетелись по домам, а его дом здесь. Конечно, где-то стоит пустой дом, в котором всё осталось так, как было тогда, в тот страшный день. И кажется, что доченька вышла на минутку и скоро вернётся. Пустой пропыленный дом. Никому не нужный дом никому не нужного человека.
Он настолько погружён в свои мысли, что не слышит, как открывается дверь. Тихо-тихо открывается дверь, за которой десятки улыбающихся лиц. И звучит голос. Самый дорогой, самый родной голос, так и не позабытый за эти годы.
— Папочка, я вернулась…