Амелия вывалилась из Омута первой, упав на кресло, не в силах видеть того, как малышка Сью падает, сражённая «авадой» предателя, и слышать полный боли крик её мальчика. Когда Аластор выскользнул из воспоминаний, Амелия Боунс рыдала, будучи почти в истерике. Воспоминания о последнем бое подростков смотреть было откровенно страшно… Даже ему.
— Откуда это, Аластор? Как это? Кто?
— Значит, слушайте… Первого сентября прибыл поезд на станцию в Хогсмиде, а дальше появился призрачный поезд, и всё изменилось в одночасье. Что там было точно — я не знаю пока, но в Большой зал Хогвартса входили совсем другие дети. Теперь в школе пять факультетов, и я не знаю, как избежать трупов. Завтра уже начнутся занятия, а они неконтактные. Они ещё там — в бою. Поэтому мне нужна помощь.
— А ты здесь каким боком?
— А я их декан, Мели, — грустно сказал старый аврор.
Воспоминания, воспоминания… Кошмарные сны, отточенные рефлексы, безотчётная реакция… Война остаётся в душе и сердце навсегда. Казалось бы, они живы и могут всё изменить, но почему тогда на глазах девочек слёзы? Почему хмуры мальчики? Отчаянно вцепившись друг в друга, сидят и стоят дети… Чуть не потерявшие друг друга навсегда. И девочки, ещё вчера стоявшие насмерть, мстившие за любимых, плачут. Они выплакивают страх и боль, ужас и отчаяние. Неудержимые рыдания и слёзы, текущие по щекам мальчиков. Это не стыдно, так выходит боль. Но они мальчики, и сквозь слёзы, срывающимися голосами…
— Кэти, не плачь, моя хорошая…
— Герми, всё же хорошо…
— Лави…
— Луна…
— Асти… душа моя…
— Солнышко моё ясное…
Тишина гостиной, только трещит огонь в камине, только слышны редкие всхлипывания и скороговорка тёплых, ласковых слов. Они только сейчас понимают, что можно не бежать никуда, не ждать удара каждую секунду, но это понимает голова, но не принимает сердце. Три долгих года из жизни не вычеркнешь. Завтра — первые уроки, и как они пройдут — Мерлин знает. Как выдержать это? Поможет ли умиротворяющий бальзам? Колин может просто не выдержать, значит, нужно кого-нибудь из старших, чтобы на уроке посидели, ребята привыкли к своим командирам.
Сидят, молча разговаривая друг с другом… Детство кончилось внезапно. И больше всего им хочется тишины и покоя.
— Возлюбленный муж мой, — начала Гермиона, — а может, ну её, эту школу? Сдадим СОВ или ЖАБА какие-нибудь, и гори всё огнем?
— С Дамблдором бодаться не хочешь… — заключил Гарри.
— А что, кто-то хочет? — поинтересовалась девочка.
— Любовь моя, всё зависит от того, что там у нас в контрактах на эту тему написано, — задумчиво ответил Гарри, — но идея богатая.
— Успокойте своих мозгошмыгов, — хихикнула Лаванда, — сдать-то мы всё равно можем.
— Министра удар хватит, — хихикнула Гермиона.
— Главное, чтобы его Поттер не приголубил за всё хорошее, — ответил Драко, — кстати… Можно же через… отца…
— А ты его сможешь не убить? — спросил Невилл, расчёсывающий волосы Полумне. Это было их ритуалом, и дети не собирались от него отказываться.
— Не знаю, — ответил мальчик, в далёком будущем принявший «аваду» от отца, когда тот понял, что единственный сын переметнулся на сторону оборонявшихся.
Драко и не мог поступить иначе. Там была Асти, его Асти, без которой он не представлял себе жизни, нежданно-негаданно ставшая невестой перед их седьмым курсом. Паркинсоны расторгли помолвку, когда Люциуса после их пятого курса посадили в Азкабан, но скользкий тип, каким отец был всегда, смог уломать лорда Гринграсса. Как — это большой вопрос, но факт остаётся фактом: девушка, которая ему нравилась, должна была стать его женой, а заполучить себе в супруги не только «правильную», но и любимую девушку — очень редкое явление в их среде. И сейчас девочка, в том будущем погибшая вслед за любимым, прижалась к нему, будто желая отогреть.
— Ладно, — проговорил Гарри, отрывая Драко от мучительных воспоминаний, — надо с крестражами разобраться, потом морду эту отловить и зачистить.
— А потом? — спросила млеющая под руками Невилла Луна.
— А потом будем просто жить, как мы всегда мечтали. Просто — жить.
Часть 4
Три десятка авроров старой ещё закалки смотрели на своего командира, не понимая, что здесь делает Амелия, да ещё в таком состоянии. В глазах женщины застыли слёзы, не могущие спрятать ярости и боли. Некоторые косились на исходящий почти невидимым паром Омут памяти, стоящий на столе.