– Ты чего это? – удивлённо спросил профессор.
– Сам не знаю. Как-то странно себя чувствую – должно быть, из-за света. Уже пару суток совсем не сплю. – И Алекс вновь принялся высматривать по полу кусочки стекла.
– Может, тебе стоит заткнуть щели в ставнях?
Ассистент поднял голову, словно демонстрируя следы своих страданий: на восковом лице выделялись синюшные глазницы, щетинистые щёки ввалились.
Уоррен был потрясён. Как это он упустил столь чудовищную трансформацию человека, которого видел каждый день? И давно парень в таком состоянии?
Алекс украдкой вытер слёзы.
– Я тут обнаружил, что солнце движется по гауссиане. Точнее, по синусоиде, – выдавил он, пытаясь улыбнуться.
– О чём это ты?
– Я вчера наблюдал закат… В смысле, то, что здесь называют закатом… – Алекс нервно потёр губу. – Солнце склоняется к горизонту, касается его, а потом снова уносится вверх. И подобный трюк оно проделывает постоянно, так ни разу и не уйдя за горизонт. Получается непрерывная синусоида, понимаете?
– Теперь, похоже, понимаю.
– Просто я не мог уснуть, – повторил Алекс. – Потому и искал способ скоротать ночь.
– Переводя движение солнца в математические формулы?
– Вам это кажется странным?
Уоррен на мгновение задумался.
– Думаю, есть и куда более странные способы, – сказал наконец он, подбирая разбросанные по полу детали.
– Вроде «ледяного мальчика»?
– Давай-ка лучше приберёмся.
Вечером, возвращаясь из лазарета, Уоррен снова увидел Алекса. Создалось неприятное ощущение, что ассистент поджидал именно его, но профессор промолчал.
– Не спится? – спросил Алекс.
– С чего ты взял?
– Тогда почему вы не у себя?
– Не думаю, что тебя это касается.
Сквозь пелену взметённых ветром снежинок молодой человек бросил взгляд туда, откуда пришёл профессор.
– Так вы из лазарета?
– Спокойной ночи, – настойчиво произнёс Уоррен и зашагал прочь.
– Значит, от «ледяного мальчика»? Говорят, он совсем овощ. Растительная форма жизни.
Уоррен остановился, не обращая внимания на бьющие в лицо порывы ветра. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал.
– Вроде как шутка природы, – продолжал Алекс. – Вы же не рассчитываете вернуть его из мёртвых?
– Мне пора.
– Это ведь я вас спас! Я вытащил вас из-под той скалы! – донеслось до Уоррена сквозь завывания ветра. Но он предпочёл думать, что ему просто послышалось.
Следующие несколько дней Алекс бродил вокруг лазарета, время от времени заглядывая внутрь, но, встречаясь взглядом с доктором Джессопом, делал вид, что просто шёл мимо.
Тогда доктор решил, что стоит сообщить Уоррену.
– Похоже, этот ваш ассистент, Алекс Тайн, – парень любопытный.
– Любопытный?
– Ну да. Думаю, он хочет увидеть мальчика и в то же время боится его.
Уоррен вспомнил покрасневшие глаза Алекса, его измождённое лицо. Нет, подумал он, это не просто любопытство.
– В последнее время Алексу нездоровится. – Профессор подкинул вверх черно-белый камешек, заставив его вертеться в воздухе, и одной рукой поймал на лету.
– Что вы имеете в виду?
– Бессонница, я полагаю.
– На что жалуется?
– Говорит, не может спать при свете.
– Довольно распространённая проблема в этих широтах.
– Поможете ему?
– Я – нет. Снотворное – вероятно.
– Скажу, чтобы он к вам зашёл.
Джессоп заверил профессора, что сделает всё возможное.
– Давно вы знаете Алекса? – поинтересовался он.
– С тех пор, как он появился на станции.
Доктор заколебался, не зная, стоит ли говорить то, что собирался, но слова всё-таки вырвались прежде, чем здравый смысл успел скомандовать «кругом».
– Он ведь ровесник вашему сыну, верно?
Уоррен почувствовал, будто грудь пронзило раскалённым железом. Так бывало всегда, если кто-нибудь спрашивал его о Джеке.
– Да, – выдавил он.
Джессоп мог бы сказать, что пережить собственных детей неимоверно больно. А Уоррен ответил бы, что, если бы не тот отсвет на скале, его бы уже не было в живых. Но оба промолчали. А когда, чтобы скрыть смущение, они перевели взгляды на мальчика, то обнаружили, что тот открыл глаза. И, казалось, смотрит на них.
Пальцы Уоррена разжались; камешек выпал из его руки, пару раз подпрыгнул на деревянных половицах, а потом застыл, как и всё в лазарете.
Заглянув в глаза ребёнка, Уоррен сперва решил, что это подделка, кукольные глаза-пуговицы, пришитые к тряпичному телу. Сероватая пелена скрывала их, словно занавес, как частенько бывает у новорождённых щенков или глубоких старцев. Казалось, за неподвижными зрачками не кроется даже малейшей искры жизни. От этой мысли профессор и сам похолодел.