Я зевнула напоказ и завела за ухо прядь волос, чтобы в спускающихся сумерках гости точно поняли, с кем имеют дело. Пусть еще поудивляются, им полезно. Расчет оказался неожиданно верен: архи-Нэль как-то скривила губы, а Мерклес де Разор – бровь.
— Юная волшебница, — Кадраэль Магемма обратилась уже ко мне, явно не сдержавшись. – Вы для нас неожиданность. Ваше имя… — на этом моменте у нее опять скривились губы, уже как-то презрительно, — нам незнакомо. Нет ли у вас другого? Вряд ли вас назвали в честь древесного грызуна ваши родители.
— Хорошо, — сказала я, чувствуя неожиданное спокойствие и даже какое-то наслаждение, — когда-то меня звали Навелин.
“Полегчало?” — напрашивался вопрос, но я прикусила язык. Не обязаны же они помнить каждого дурного ученика, вышвырнутого из Арэль Фир.
Но они помнили. Во всяком случае, архимаг. В его глазах заметались огоньки – это было узнавание. Он знал мое имя.
— Наироу, учившаяся в Арэль Фир несколько лет назад! Вы из особых классов, верно?
— Ага, — я кивнула, — тех самых, что распустили.
— Вы были последней. Да, я вас помню. Я тогда был закреплен за вашим классом...
Вот тут уже у меня в голове защелкали замки, которые отпирала коварная память, хотя никто ее о том не просил. Да-да, как же. Помню. Как я вообще могла не узнать тебя сразу? Твое лицо ведь было первым, что я увидела, когда очнулась на койке в госпитале с перебинтованными запястьями.
“Ты можешь быть слаба, девчонка, но магия внутри тебя сильнее стократ! Как бы ты ни хотела убить себя, она этого не позволит! Луна следит за своими отблесками!”.
Ты ликовал тогда. Ты смотрел на меня — беспомощную, больную, раздавленную безысходностью — и улыбался широко, до самых ушей. Ты потирал руки, точно мои страдания были именно тем, что ты хотел увидеть.
Я швыряла в тебя все, до чего смогла дотянуться. Я кричала тебе вслед ругательства, я кинулась на дверь, за которой ты скрылся, и разбила об нее лоб. Но потом именно ты требовал от совета оставить меня в школе, ты настаивал на этом и бил кулаками по столу, ты рычал на них и метал в мою сторону огненные взгляды. Я не помню лица того мага, который от имени всего совета сказал тебе: “Да уймись ты, Долина забрала уже достаточно жизней впустую! Она покинет Арэль Фир завтра же”, но я искренне жалею, что архимагом стал ты, а не он. Я не знаю, почему ты так хотел мучить меня дальше, не знаю, зачем тебе была нужна моя боль.
Но я тебя ненавижу.
— Я понимаю, что у вас осталось мало хороших воспоминаний о времени, проведенном в Арэль Фир. И очень об этом сожалею, — сказал Мерклес де Разор. Ох, как непросто ему давалось каждое слово! – Простите нас. Прошло много времени, не сгладило ли оно ваших обид?
Ты же прекрасно знаешь, что нет, ублюдок. Впрочем, не об этом ли говорил Ганглери сегодня днем? Архимаг меня ненавидит, но готов, если нужно для дела, забыть об этом. Потом, когда мы его закончим, можно будет разойтись – ну, или прибить друг друга, если будет такое желание. Но сейчас – в сторону слепые чувства. Вряд ли без этого умения он смог бы занять свой пост.
Впрочем, я-то не была мудрым архимагом, светочем для заблудших душ.
— Не сгладило, — я выплюнула эту фразу как величайшую милость.
На лице архи-Нэль держался уже какое-то время явственный ступор. Она была чем-то сильно удивлена. Явно не моим именем, потому что мы не могли друг друга знать. Она смотрела то на меня, то на Мерклеса де Разора, и у нее явно руки – или губы – чесались что-то спросить. Но она сдерживалась. Пока что.
— Ну, а вы, господин Дэ-Рэйн? – спросил Мерклес де Разор. – Над вами обиды все еще довлеют? Проникновение в Царство Первых Лучей – это величайшее деяние, которое…
-…окончательно обрушит равновесие, и без того пострадавшее, — закончил за него до сих пор молчавший Ганглери. – Ступайте-ка прочь, детки. Покиньте Мастерскую, здесь вам не место.
— А вы, простите, кто? – спросила Кадраэль Магемма с какой-то базарной ноткой в голосе. – По какому праву вы нам указываете?
— По праву старшинства и опыта, моя дорогая, — сказал Ганглери, и вокруг него закружились тугие воздушные струи. – Я столько лет посвятил изучению Хардаа-Элинне и Великого Механизма, сколько вам и не снилось.
— Это сколько же? – подбоченилась архи-Нэль. – Адемика занимается этим вопросом множество поколений! Что нового нам может рассказать отшельник?
— Много чего, если этому отшельнику две с половиной тысячи лет, — добродушно ответил Ганглери. – У вас столько поколений не наберется.
Ему все сразу поверили. Вот правда, сразу. Даже Мерклес де Разор, хоть и притворился, будто ему очень смешно.
— Да вы с ума сошли!
— Очень может быть, — легко согласился старый маг. – За такой срок многое может произойти. Я бы на вас в этом возрасте посмотрел.
— Не мелите чушь. Я вижу, что нам здесь нечего делать.
Кадраэль Магемма, с неприлично круглыми для ее чина глазами, подала декорациям знак разворачиваться. Процессия собралась в обратный путь. Когда они уже двинулись вниз по склону, Мерклес де Разор внезапно остановил своего айтвараса.
— Вы слышали об Аэнсоль Драхт, господин Дэ-Рэйн?
Басх как-то внезапно лишился всяческого выражения на лице. Мерклес де Разор истолковал это как утвердительный ответ, и был прав – книгу с таким названием я у Басха тоже видела.
— Так вот, — продолжил архимаг, — мы можем подарить вам такое родство, что чистокровные эльфы вам позавидуют. Однажды мы это уже проделывали. Заманчиво, а? Ждем вашего ответа завтра поутру. Вы видели, где мы встали лагерем. Отсюда ведь… такой вид…
На лице у Ганглери была написана глубокая грусть.
В пещеру мы все вернулись словно скалой придавленные. Кроме мага, быть может – да и он как-то ссутулился, разом постарев лет на… тысячу?
Я страшно завидовала Святоше. Мне бы тоже сейчас хотелось проспать все на свете. Он так сладко дрых, что я уже окончательно поверила в магическую природу его сна. Ганглери явно хотел избавить себя от этой головной боли. В уютном жилище повисло тяжелое, свинцовое молчание, которое никого не радовало. Каждого из нас одолевало столько мыслей, что пещерка была для нас всех тесновата. Ганглери протянул руку и погрузил ее в очаг, пламя заурчало, свиваясь вокруг его запястья. Басх сидел, забившись в угол и смотрел прямо перед собой. А я примостилась около Святоши, глядя на его лицо, которое во сне было таким спокойным, каким никогда не бывало при свете дня. Борода снова начала отрастать.
Хозяин жилища первым нарушил тишину.
— Я же говорил, что я – такая же руина, как и вся Мастерская.
— Хорошо выглядите для своих лет, — усмехнулась я. Удивления толком и не ощущалось. – Поделитесь секретом? Архимаг, по-моему, завтра к вам наведается еще раз – выспрашивать.
— Да если б я сам знал! – Ганглери беспомощно развел руками. – Я с ним с удовольствием поменяюсь, знаешь ли. Тут мы с тобой похожи: я о своем даре… долголетия… тоже не просил.
— Две с половиной тысячи лет… — вдруг проговорил Басх медленно. – Стойте, так это что же выходит – вы и период Саагир-Наохрем застали?!
— Застал, — кивнул Ганглери. – Мы тогда в среднем жили лет триста, ну, знаете, одна из тех самых приятных сторон познания. Чем дальше маг продвинулся в изучении искусства, тем дольше он жил… Не сочтите, однако, за похвальбу – причина моего долголетия явно не в этом. Тогда были маги и гораздо сильнее меня.
Мне показалось, Басх сейчас бросится душить старика от избытка противоречивых чувств. По крайней мере, глаза у него лезли на лоб отчетливо. На лице ученого так и читалось: выспросить. Все. Выскрести эти закрома до последней крохи.
А потом убить и закопать, чтобы остаться единственным хранителем драгоценных сведений. Но ладно, это я так, присочинила из дурного нрава. Вряд ли Басх о таком думал. Он и спрашивать-то не решался особо, памятуя о полученном отпоре. А Ганглери все смотрел на очаг, и в глазах его плескался огонь.