— Наверное, я должен рассказать, — произнес он медленно. – Должен рассказать, потому что иначе настоящего выбора не выйдет. Они сами едва ли знают… что творят и для чего. Уверен, что у них даже благие намерения. Слушайте.
Все началось, когда я был одним из самых младших учеников. Мне было шестнадцать… Моя голова была забита магией, страхом порки и желанием избавиться от прыщей. Поэтому мне было все равно, когда Агхорн затеял войну с Царством. У нас в общине это рассказывали между делом, как забавную историю. Все ждали, что владыка Дарион прижмет короля Кареслава к ногтю, и будем мы тогда строчить в летописях: Кареслав Глупый, годы жизни… Ссора, однако, затянулась. Я взрослел далеко от всего этого, стал адептом Рагвид... Война долго не привлекала нашего внимания. Адемики тогда не существовало, но разбросанных общин – ковенов, так мы их называли – было много. И нас всех связывал долг. Что такое стычки смертных правителей перед ликом равновесия и вечности? В нашем обычае тогда было смеяться над королями, а не нашептывать им советы.
Мы восприняли происходящее всерьез только тогда, когда владыки Дариона не стало. Это была не первая война с эльфами, но обычно все кончалось очень быстро… Эльфы никогда не ссорились с нами по собственному почину, им нечего было с нами делить. Им завидовали, да, и время от времени находились царьки, пытавшиеся устроить очередной грабеж, но их никто не поддерживал. А тут все шло не так. Против Царства объединились могущественные державы, и им удалось обезглавить эльфов. И все равно надежды не оправдались…
— Из-за Ксентаэль, да? – спросил Басх.
— Да, — Ганглери кивнул. – Никто не ожидал, что юная царица проявит такую стойкость и талант. Но прошло еще много лет, прежде чем в наш ковен наведался первый посланник, который попросил избавиться от Стальной Лани с помощью магии. Вы ведь можете, мол. Вам даже приближаться к ней не потребуется. Пшик – и нету. Взамен сможете от Царства откусить… сколько проглотите, конечно… Мы тогда еще сохраняли привычку смеяться. Почему нам должно быть дело до войны? У нас есть, чем заняться.
Люди тогда не прибегали к магии в войнах. Наши Старшие и слышать не хотели о подобном. Разрушение происходит быстро, говорили они – созидание длится долго. Разрушения хватает и без нас, незачем множить его.
А битвы шли своим чередом. Кареслав давно умер от старости. Несколько северных королевств – и Агхорн первым – сгинули, истощенные войной. Тан-Глэйд и Юг Просвещенный объединились, призвали на помощь жрецов Синего Неба, чтобы воспитать ненависть к эльфам, сделать войну священной, и им удалось. Мы же не вмешивались. Я уже давно думаю, что мы не имели права оставаться в стороне, когда происходит такое... Если ты сам не выберешь сторону, ее выберут за тебя. Но тогда я думал, что мы должны сохранять равновесие любой ценой, и с такой мыслью сам стал Старшим.
Это было время, когда одно поколение магов сменяло другое – я ведь говорил, мы долго живем – и те Старшие, что верили в истинность нашего долга, уходили в небытие. А из молодых не все были с ними согласны. Не буду описывать, как случился раскол среди ковенов, но он случился. Ксентаэль к этому времени уже давно использовала магию в военных целях – иначе ей никак было бы не победить малой кровью. И она была… — тут маг вздохнул, не находя слов. – Придется кое-что рассказать вам об эльфах, наверное. Знаете, в чем главное отличие между нами? Почему есть мы, и есть – они?
— Нет, — сказали мы с Басхом хором.
— Среди нас, людей, магия – редкий дар. Все дело в том, что мы многочисленны, плодовиты, склонны к постоянному переселению. Нам необязательно владеть ею, чтобы сохранить себя, как вид. А вот у эльфов все не так. Обычная человеческая крестьянка за свои недолгие пятьдесят лет может произвести на свет десять – а то и пятнадцать – новых особей. Эльфийская женщина за свои средние восемьсот – двух, от силы – трех. У Ксентаэль, к примеру, было всего двое детей. Чувствуете разницу? Поэтому для эльфов магия была так же естественна, как дыхание. Не каждый Старший Ковена смог бы поспорить с обычным эльфом в мастерстве, я вам скажу. А столпом силы, некоей осью всего была царская семья. Для эльфов передача власти по наследству была действительной необходимостью, чего не скажешь о большинстве королевских домов… Вопрос Зеленой Крови — крови владык Царства. Это были маги потрясающей силы, адепты Даэг, любимые дети Луны.
Адепты Даэг! Я вздрогнула. Но перебивать не стала. Еще успею спросить. А Ганглери продолжал:
— Ксентаэль за века постоянного оттачивания магических навыков и хитроумия в условиях непрекращающейся войны обрела такую силу, что… — тут он снова замолчал.
Помолчав какое-то время и поласкав огонь гибкими пальцами, Ганглери продолжил:
— Знаете ли вы, как устроено человеческое тело? Хотя бы – где находится яремная вена?
Мы с Басхом снова кивнули.
— И что будет, если ее вскрыть, тоже знаете?
Кивок.
— Ну, так вот: если магия – кровь этого мира, то Ксентаэль была его яремной веной. И мы ее вскрыли.
— Так не бывает! – вскричал Басх немедленно. – Разве можно обрести такую силу?!
— А ты как думаешь?! – вскинулся Ганглери, и было видно, что спокойствие ему впервые изменило. – Выйди наружу, посмотри на Мастерскую! Прогуляйся, полюбуйся големами, вспомни, что они с тобой чуть не сотворили! А потом подумай о том, что Ксентаэль каждого – каждого из них – наполняла Силой лично! Да, мальчик, да! Адемика кичится своими открытиями и экспериментами, ха! Все, что они действительно умеют – строить хорошую мину при плохой игре! На следующее утро после объединенного ритуала половина ковенов не проснулась вообще, а те, кто проснулись, стали слабее вдесятеро! Мне и еще нескольким повезло – как мы тогда думали – ибо мы не принимали участия в ритуале и силы не лишились. Но мы по-своему заплатили за преступное равнодушие, потому что с тех самых пор мы наблюдаем за тем, как мир истекает кровью! Мы – живые руины старых ковенов, памятники магии — такой, какой она была в те далекие времена! Мы неспособны держать равновесие, оно соскользнуло с наших плеч и летит в бездну уже многие столетия! Остатки эльфийского народа лишились дара магии и вдвое сократили срок своей жизни. Еще пара сотен лет, и они вымрут. Адемика делает попытки намазать на хлеб те жалкие капли таланта, которые выпадают на долю людей, но число Лунных Бликов с каждым годом все убывает!.. Дар передается по наследству, но даже и это уже случается все реже. Осталось совсем немного. Что сотворит с миром одичавшая, обезумевшая сила?..
Окончив тираду, старый маг отвернулся от нас, натужно дыша.
— Идите спать, — бросил он через плечо хриплым голосом, и плечи его ссутулились окончательно.
Уснешь тут! Хотя, конечно, он прав. Что еще делать-то теперь? Я была близка к тому, чтобы попросить его усыпить меня так же, как и Святошу. Этот-то пень явно спал сейчас без всяких жутких видений и бардака в мыслях. Я так теперь не смогу.
Басх, судя по всему, тоже. Он поднялся, слегка шатаясь, и направился к выходу. Воздухом решил подышать, ум расстроенный успокоить… Да, хорошее дело.
У самой лесенки молодой ученый почему-то остановился и бросил на меня беспомощный взгляд. Губы его дернулись, словно он хотел позвать меня с собой, но между нами стоял неприятный утренний разговор. Мы друг друга не поймем, парень. Даже если очень сильно захотим.
Я постаралась вложить эти мысли в свой взгляд, но Басх продолжал на меня смотреть. Делать за него всю работу я не собиралась. Хочет поговорить? Пусть вытащит язык из того места, которое просиживает за книжками. Наироу вздохнул и кивнул мне, мотнув при этом головой в сторону выхода. Ни нашим, ни вашим. Ну, хорошо. Раз ты так хочешь…
Ганглери смотрел в огонь, не обращая на нас ни малейшего внимания. В его глазах плескалось пламя, и я уже не была уверена, что это всего лишь отражение.