В очаге потрескивало пламя. Вход в пещеру был закрыт, так что время суток оставалось для меня загадкой. Святоша куда-то пропал, но тревоги я почему-то не почувствовала. Наверное, слишком для этого устала.
Мое болезненно обострившееся зрение обратилось к зеленому камню на груди Ганглери. Он полыхал очень настойчиво, подсвечивая лицо мага мертвенной зеленью снизу и отдаваясь всполохами где-то в глубине моего больного черепа. Теперь я смогла его разглядеть получше — просто осколок матового камня, перемотанный суровой нитью. Он то вспыхивал кратко, то мерцал подолгу, словно упрямая свеча на ветру. В сильных, но узловатых руках мага мелькали какие-то незнакомые мне белые бусы, щелкали друг о друга в странном ритме, который был невыносимо созвучен с потрескиванием огня. Пальцы Ганглери перебирали их одну за другой, доходили до крупной алой кисти, пропускали ее, начинали снова, и так круг за кругом, приковывая взгляд и слух — ось нашего душного мирка, пахнущего травами и бедой.
— Что это за штука? — спросила я, подразумевая амулет. Спохватилась, хотела пояснить, но не успела — маг понял и так.
— Ничего особенного. Я сделал его, чтобы иметь возможность наблюдать за состоянием Мастерской и ее механизмов, — сказал он, откладывая в сторону бусы и протягивая мне кружку с травяным отваром. — Ну, и кое-что делать с его помощью я тоже могу. Немногое, но обычно этого хватает, чтобы успокоить какого-нибудь проснувшегося голема. Если их не слишком много, и я не слишком далеко. Ну, знаешь, как женщина вешает свой фартук рядом с колыбелью ребенка... Лучше скажи — как ты?
— Не выспалась, — честно созналась я.
Ганглери усмехнулся в усы и кивнул на плошку с тюрей, которая, оказывается, поджидала меня возле постели. Мысль о еде, однако, вызвала у меня приступ тошноты, и я отрицательно покачала головой.
— Потом, наверное.
Ганглери не стал спорить. Снова взял свои бусы, взглянул на них пристально, точно впервые видел, вздохнул, а потом перебросил мне.
— Держи. Из моих старых запасов. Простая вещица, но может тебе очень пригодиться... и, возможно, в ближайшее время.
— Что это? — спросила я подозрительно, подбирая бусы. Они были холодными на ощупь, точно их не держали только что около огня. Сделаны были, кажется, из кости. Алая кисть была довольно потрепанной, но яркой — казалось, на ладони у меня откуда-то взялась свежая роза.
— Твой временный щит, — ответил Ганглери. — Каждая бусина этих четок способна поглотить направленную на тебя силу. Правда, против старой эльфийской магии они будут бесполезны, но ей и более сильные щиты порой нипочем. Всего этих бусин сотня, а значит, ты будешь защищена от ста вражеских ударов.
— А дружеских?
— А дружеских не бывает. Во всяком случае, в этих горах. Надень на шею для пущего удобства.
Я повиновалась. Холод от четок оказался неожиданно приятен коже.
— Ах, да, — Ганглери поднял палец, — имей в виду — поглотив некоторое количество силы, бусинка лопнет. Будет полезно, если кто-то около тебя будет колдовать исподволь — сможешь вовремя об этом узнать.
— А с человеком так можно? — поинтересовалась я, прихлебывая отвар.
— Точно так же — нельзя, — строго ответил маг. — Это просто ловушка, схожая с паутиной. Она ловит чужую магию и запечатывает ее в предмете, с которым связана. Если подобную магию применить к человеку, вражеское колдовство запечатается в его теле, а это не очень-то полезно для здоровья. Однако, есть способы отразить магию или растворить, и вот такие щиты проще наложить именно на человека
— А я могу сделать себе такой щит?
— Однажды сможешь, но не сейчас. Щиту для жизни необходима сила. Ты можешь наложить его на себя и постоянно поддерживать, но тогда какая-то часть твоего внимания всегда будет отдана ему. Или не поддерживать, и спустя какое-то время он рассеется. И это может случиться в такой момент, когда у тебя не будет сил наложить его снова.
— Ясно, — кивнула я. — Научите меня, как сделать себе новые, когда эти отслужат свое?
Ганглери не ответил. Казалось, что пламя, в которое он продолжал пристально смотреть на протяжении всего разговора, для него куда более важный собеседник, чем я.
— Не уверен, что успею, — сказал он устало спустя некоторое время. — О чем я сейчас жалею — так это о том, что не вел никаких записей, которые могли бы тебе помочь позже...
— Зачем это мне могут записи понадобиться? — спросила я подозрительно. — Собрались куда-то?
— Очень может быть. А пока послушай-ка меня и постарайся не перебивать, хорошо?
Ганглери наконец отвернулся от пламени и взглянул на меня. Голубизна его собственных глаз стала страшной и утратила теплоту. Они стали похожи на горные ручьи, которые я помнила весело журчащими и хранящими на своем дне золотые солнечные блики, но вдруг увидела намертво скованными льдом.
Еще и этот чертов зеленый камень. Бесит. Унялся бы уж со своим блеском. Захотелось сплюнуть со злости, но я постеснялась.
— Сегодня ночью мы сделали большое дело, — сказал маг. — Было непросто. Сны опасны, и ты могла погибнуть. Был даже миг, когда я точно был уверен, что мы потеряли тебя — почти сразу после того, как я начал ритуал. Твое сознание погрузилось в сон слишком глубоко, и я не мог дозваться до тебя, чтобы вывести из тупика. Но тут неожиданно помог твой друг... на его зов ты вернулась. Думаю, он заслуживает твоей благодарности.
— А где он, кстати?
— На разведке. Я разрешил ему встать, и он отправился последить за Адемикой. Слушай дальше. Все кончилось хорошо. Мы смогли провести тебя Дорогой Сна. Полагаю, — тут Ганглери ухмыльнулся, — я сумел сравнять тебя с прочими учениками магов.
— Как так?
— Твоя разобщенность с собственным магическим даром делала всякое обучение невозможным. Обыкновенно Лунный Блик — сосуд своего волшебства — составляет с ним единое целое, но с твоим сознанием что-то было не так. Если говорить о сосудах, то ты была кувшином, чьи стенки были покрыты гусиным жиром, понимаешь?
Я хмыкнула:
— Любопытно, почему так вышло.
— Не знаю. Возможно, какую-то роль во всем этом играет твоя смешанная кровь. Еще в мое время считалось, что полукровки неспособны к магии. Они не наследуют дара ни от человеческой, ни от эльфийской крови. Но, возможно, к вам просто нужен особый подход.
— Научите меня этому ритуалу?
— Я бы с радостью.
— Ну, значит, никуда не денетесь.
Ганглери грустно улыбнулся.
— Как бы я хотел разделить твою убежденность. Какая ирония: впервые за столько времени я действительно хочу увидеть еще хотя бы две зимы... и впервые совершенно не уверен, что мне это удастся.
Я хотела ему возразить, потому что его мрачные намеки уже начали меня серьезно злить, но не успела. В пещеру ворвался яркий дневной свет, распугал тени, и в пещеру кубарем скатился Святоша.
— Эгей, дедушка почтенный! Господа маги-то с места снялись.
— Как? Куда? — Ганглери вскочил резво, как юноша, а его рука стиснула зеленый камень на груди, и тот заблистал еще тревожней.
— То-то и оно, что кто куда, — фыркнул Святоша. — Большая часть народу уходит прочь из долины. Видит Синее, этому я рад — вот только эта их святая троица с эскортом топает в сторону большой крепости, а зачем — не ведаю.
— Прекрасно, — лицо Ганглери окаменело. — Значит, не зря Мастерская готовится к защите.
— Это еще как понимать? — встрепенулась я.
— Так, что вам обоим больше нельзя здесь оставаться. Еще немного, и проснутся големы, а я не буду способен их остановить. Только попробуй я вмешаться, и я тоже стану для них врагом, утрачу любое доверие, а значит, не смогу вас спасти. Собирайтесь!