— Да уж. — Поттер с трудом пытался выровнять сбившееся дыхание и с удивлением косился на успешно скрывавшего утомление Снейпа. Тот, казалось, даже не вспотел, быстро вытер свою сперму с гарриных ног и нежно погладил его. — Придумывать ты можешь! Столько зелий насочинял, что рецепты не помещаются в одну книжку. Да и одна Сектумсемпра чего стоит! Не так уж много магов могут похвастаться заклятьями собственного изобретения!
Снейп заметно напрягся: такая смена темы ему не очень нравилась.
— Все заклятья кто-то когда-то придумал. — Он отстранился и отвернулся.
— Ты, Северус, как будто недоволен сам собой.
— Нет, почему? — на взгляд Снейпа набежала усталость. — Я придумал своё первое Тёмное тогда, когда мне это было по-настоящему нужно, но сейчас не вижу особого повода этим гордиться.
— А мне вот интересно, как это — придумать своё собственное заклятье? Как это сделать? В школе этому не учили, в Аврорате тоже. — Поттер внимательно посмотрел на бывшего учителя.
— Тёмное?
— Да, Тёмное.
Снейп заметил во взгляде Гарри возрастающий азарт и недовольно покачал головой:
— Вы, мистер аврор, слишком активно интересуетесь тёмными искусствами. Вам подобный интерес, конечно, положен по должности, но изобретение новых способов мучительной смерти не входит, насколько мне известно, в компетенцию вашего ведомства. — Снейп взял его за подбородок, заглянул в зелёные омуты глаз. — Слишком много уже придумали всего, без особого труда калечащего тела и души, тебе не кажется, мальчик мой? Все госпитали забиты, не успеваем лечить.
Поттер не отвёл взгляда, а словно попытался посмотреть внутрь самого Северуса.
— Зато на кладбищах места навалом. — Он медленно отвёл в сторону руку Снейпа, гладившую его по виску и послал мастеру зелий такой тяжёлый взгляд, что тот растерялся.
— Не шути так, Гарри, не смешно.
*
Несколько месяцев пролетели в относительном покое. Полумна отлично справлялась со своим положением, о прошлых страшных событиях не вспоминала, чувствовала себя очень даже неплохо. Временами бывала весьма нежна с мужем, частенько кокетничала и флиртовала с ним, словно юная соблазнительница, чем заставляла смущаться, как неопытного девственника. Она считала дни до рождения дочурки, отмечая их на календаре забавными картинками. По утрам то ёжик-сварль, то синий пикси, то жужжащая фея оповещали Поттера о том, сколько ещё осталось ждать появления на свет Агаты. Лили говорила, что это нехорошая примета — давать ребёнку имя до рождения, невестка не спорила с ней, но при каждом удобном случае продолжала называть будущего малыша Агатой. Одеваться Полумна стала преувеличенно ярко, и её всегда было видно издалека — эдакая разукрашенная нарядная конфетная обёртка. Муж, которого новый облик Луны вовсе не смущал, а даже почти нравился, однажды спросил, с чем связаны такие разительные перемены в её гардеробе? Она ответила, что пока не знает, какой именно цвет больше нравится Агате, вот и носит всё сразу, чтобы дочке было приятно. Поттер только улыбнулся, признавая железную логику Полумны, и начал приносить домой мягкие игрушки разнообразных необычных расцветок.
Полумна редко выходила на люди. С удовольствием проводила время в обществе друзей и родственников, которые старались уделять ей как можно больше внимания и заботы, много гуляла, в любое свободное время тащила мужа на природу, но посторонних сторонилась, старалась меньше попадаться на глаза незнакомым, о чём Поттер совершенно не жалел.
В этот день миссис Поттер-младшая отправилась в Министерство Магии по неотложным делам. Она до последнего оттягивала этот официальный визит, но больше тянуть с решением некоторых скопившихся бюрократических вопросов было нельзя, и с утра пораньше Полумна, принарядившаяся по настоянию мужа в платье вполне традиционной расцветки, уже выходила из камина в вестибюле Министерства. Мимоходом здороваясь со знакомыми, направилась к лифту.
— О, мисс Лавгуд!
Полумна обернулась и увидела невысокую кругленькую волшебницу в ярко-салатовом клетчатом костюме с огромным шёлковым бантом на груди. “Нет, такой цвет моей Агате не нравится, — подумала она, ощутив болезненный толчок в животе. — А вот бант замечательно смотрелся бы на собачке Гермионы, хотя Пончику он всё же был бы великоват”.
— Вы не хотите поздороваться? — приторно ласковым голосом спросила дама, дребезжащие колокольчики её голоса увязли в фальшивой патоке.
— Доброе утро, госпожа Заместитель Министра, — постаралась максимально вежливо произнести Полумна.
— Госпожа Первый Заместитель министра! — поправила её Долорес Амбридж. — Но вы, мисс Лавгуд, как всегда учтивы. Ах да, миссис Поттер! — как бы вспомнила чиновница и принялась беззастенчиво разглядывать живот беременной. — И как вовремя! Ребёночек должен, конечно же, родиться в официальном браке. Если нет штампа — пойди докажи, кто его папаша! — Амбридж была сама любезность. — А так вам, милочка, ничего никому не придётся доказывать — очень удобно. Хотя, впрочем, если мистер Поттер или его семья захотят всё-таки сделать проверку генетической принадлежности этого... — салатовая дама ткнула пальцем в живот Полумне, — вашего малыша, — подобрала она приличное определение, — то я всегда готова помочь организовать её наилучшим образом. — Амбридж лучезарно улыбнулась, её ярко розовые блестящие губы чеканили каждое слово, мелкие белоснежные зубки блестели при каждом звуке. — Я это с удовольствием сделаю, — она ухватила отстранившуюся Полумну за руку, — в знак моего прекрасного отношения к чете Поттеров-старших. Хотя не думаю, что вопрос чистоты крови будет волновать вашу свекровь, она же сама не вполне чистых кровей. — Долорес улыбнулась ещё более солнечно. — Брак с такой чистокровной волшебницей, как вы, Лавгуд, для Поттеров — выгодное предприятие.
Полумне захотелось выйти из тесной лифтовой кабины, стенки которой, как ей казалось, стали угрожающе сдавливать, и прямо на ходу выпрыгнуть в тёмную бездонную шахту, она попыталась упереться слабеющей спиной о надвигавшуюся перегородку, закрыла живот руками. Представилось, что Амбридж всё увеличивается в размерах, раздувается, как воздушный шар, но не лопается, а выдавливается частями разбухшего тела в щели лифта. Кнопки пульта впечатываются в её огромную зелёно-клетчатую грудь и все разом нажимаются. Вокруг раздаётся гул, треск, скрежет и назойливый писк аварийного оповещения. Воздуха в тесном лифте остаётся на пару глотков, и их первой успевает сделать Долорес.
— Ещё должна предупредить вас, милочка, вполне официально, раз уж мы так удачно встретились, — Амбридж явно находилась с утра в прекрасном расположении духа, и сейчас её настроение только улучшалось, — что ваше заявление, то есть вашего мужа, о расследовании изнасилования отклонено после первичного рассмотрения в связи с полным и буквальным отсутствием подозреваемых. — Чиновница всплеснула руками. — У нас в Министерстве сейчас трудные времена, — понизила голос до доверительного шёпота. — О-о-очень много работы, и тратить лучшие силы на сомнительные расследования никто не позволит. Что вы так побледнели, милочка? Ведь с вами теперь уже всё в порядке? — Обернулась Амбридж, выходя из лифта. — Да, поздравьте меня! Грядут новые времена: мне огромными усилиями удалось, наконец, добиться принятия Декрета об оборотнях, и теперь уже совсем скоро можно будет не бояться этих животных! — Она потянула вяло сопротивляющуюся Полумну вслед за собой по коридору. — Кстати, пойдёмте, заберёте своё заявление.
Полумна что-то подписывала, выслушивая не прекращавшуюся вдохновенную трескотню Первого Заместителя Министра, даже, кажется, пила чай из дорогой фарфоровой чашки, вернее держала эту чашку в руках, потом снова слушала энергичный звенящий голос Амбридж — и не понимала. Ни слов этой зелёной дамы, выражавших то ли советы, то ли упрёки, то ли сочувствие, то ли обвинения. Ни того, зачем она, Луна, здесь находится. Ни того, как можно жить в этом мире...
Полумну Поттер отыскали к вечеру, сидящей на лавочке возле городского пруда. Она в течение нескольких часов внимательно наблюдала за лебедями и утками, время от времени подбрасывая кусочки пшеничной булки разномастной шумной стае водоплавающих. Когда взволнованный муж увидел, что его жена жива и невредима, то его сердце чуть не взорвалось от радости и облегчения. Но когда взглянул в глаза Луны, то просто не узнал их.