Течение быстро развеяло поднятый со дна песчаную бурю. Солнечные лучи прорезали воду, как нож растаявшее масло, Андрей лежал в их эпицентре только они его не согревали. Для него морское дно превратилось в арену цирка.
Темно, зрительные места пусты, леденящая тишина застыла в воздухе. Разбившийся акробат лежал на манеже и только софиты пытаются помочь ему встать. Бьются в истерике, мечутся по всему манежу и вдруг обрушивается шквал невидимых аплодисментов, со всех сторон несётся смертельная лавина оваций. Зрителей нет, а слышны крики браво, маленький ребёнок спрашивает маму-а почему дяденька лежит?
Мать ему отвечает,-дядя сорвался с каната, упал, лопнула лонжа.-Ребёнок заливается смехом,-дяденька умер,-его смех перекатывается эхом по всему цирку.
Песок пьёт кровь из ран акробата, сосёт и сосёт, по капли высасывает жизнь.
Его триумф прекрасен, холодное дыхание смерти, облизывает бездыханное тело акробата.
-Холодно, почему мне так холодно и неприятно мокро? Мама где я? Что происходит?
Андрей приоткрыл веки. На коже вокруг глаз пот оставил после себя крупинки высохшей соли. Очень хотелось почесать лицо. Андрей потянулся рукой к лицу, чтобы смахнуть назойливый зуд с кожи, но только сматерился.
Живот раздувался от морской жижи, вода издавала не приятное бульканье. Урчала, выдавала затяжную отрыжку и вот-вот готовилась выплеснуться наружу. Желудок штормило. Позывы тошноты медленно, но настойчиво подкатывали к горлу.
-Нет, только не это, всё что угодно только не тошнота.
Мышцы живота сокращались и расслаблялись, живот вздувался то сразу же опадал. Андрей корчился от накатывающей на него рвоты. Пальцы загребли песок и оказавшаяся в кулаке ракушка, захрустела. Её осколки резали ему кожу.
-Я не могу позволить рвоте совладать со мной, вырвет, конец. Нет-нет, нет...дыши спокойно, сосредоточься на что-нибудь хорошем, думай о позитиве. Какой хер может быть здесь позитив?
Андрей не мог сконцентрироваться ни на чём другом, кроме как на тошноте. Мутило его сильно. Желудок не хотел успокаиваться, на время отступал, затаивался и снова шёл в наступление. Так продолжалось бесконечно долго. Он напрягся всем телом. В голове вспыхнула лампочка, кто-то, когда-то ему показал способ избавления от тошноты, когда пьян. Нужно со всей дури напрячь тело и на минуту остаться в таком положении, чтоб каждый мускул надрывался, как от натуги, словно штангист отрывает неподъёмную штангу от пола. Так Андрей и поступил. Вытянулся в струну и не дожидаясь следующего приступа, напрягся всем телом. Он напрягся так сильно, что было не понятно для него самого, то ли его скрутила судорога, то ли эпилептический припадок. Зубы скрежетали, ногти на руках впились в ладони. Боясь, что глаза лопнут, он их сильно зажмурил. Андрея потрясывало. Желудок не сдавался, яростно рвался наверх, боролся из последних сил, но перевес был не на стороне тошноты. Внутренний пресс спускался по пищеводу всё ниже и ниже, пока не упёрся в самое днище желудка. Надавил так, что желудок чуть не вывалился через задний проход. Всё прошло как страшный сон.
Вся борьба с тошнотой, взяла меньше минуты.
-Какое блаженство!
У Андрея прояснился разум, красная штора спала с глаз, он уже мог различать, понимать, что и где он находится. В животе больше не бултыхался разбушевавшийся желудок. Всё стихло. На холодном писке приятно было лежать. Андрей потихоньку стал себя откапывать. Руки, ноги зарылись в песок, морской червь выкопал себе нору и мирно в ней отдыхал от славной и очень утомительной охоты. Вовремя битвы с водой и тошнотой, он под собой вырыл воронку оставленную после авиа налёта.
Всё тело раскалывалось от боли, он уже не мог понять, что у него болит больше, руки, ноги, живот или голова.
Солнце всё также ровными лучами освещало море. Течение усиливалось и становилось прохладнее, не настолько чтоб мёрзнуть, но всё равно было неприятно, когда тебя омывает поток недружелюбной воды.
-Дааа...гидрокостюм, сейчас был бы не лишним. Всё-таки надо избавиться от ластов, с ними только одно мучение. Умный...скотина...Пётр Васильевич. Знал, как больше потерять мне времени. Время!
В его голове разорвалась термоядерная бомба. Душа влекомая воздушными потоками гриба, рвалась из телесной оболочки.
Андрей поднял левую ногу, он совсем не узнавал собственного тела. Нога была мраморная, даже через воду, песок и всякую дрянь она была неузнаваема ему. Кожа светилась бледностью. Словно археологи поднимали со дна моря, остатки мраморной статуи.
Он чувствовал как цифры слились воедино с его сердцебиением. На таймере было пятнадцать...05.06.07.08.09
-Твою мать...сколько времени потерял.
Опустив ногу, он напряг спину и медленно стал поднимать её. В этот раз почему-то было легче бороться с перевесом на плечах, он уже не тянул как раньше. Радостно заёрзал ладошками.
-А вес-то убавляется.
-Идиот-прокомментировал мозг-конечно убавляется. Ты же дышишь, вот он и убывает.
-Вот надо было тебе уточнить.
Но ему больше ник-то не ответил. Андрей уже сидел, сгорбившись в своей яме. Мышечная память сама стала выполнять действия возврата ног, в японскую позу сидения на ногах. Ноги шустро подгибались и пристроились плотно одна к другой. Только в этот раз, ласты покорно, как и задумывалось лежали под ногами. Левой рукой Андрей ощупывал открытою пятку не защищённую резиной, искал застёжку. Быстро нащупав её, расслабил язычок и потянул назад. Его пальцы ловко справились с застёжками, быстро всё сделав ноги выпорхнули из ласт. Свобода охладила их прыть.
-Сейчас надо будет быть осмотрительнее при ходьбе, не дай Бог загоню себе в ногу крючок или порежу её. Мне нужен берег, что говорил Пётр Васильевич? Где солнце там и берег.
Покрутив головой, справа от себя увидел шайбу. Никогда не был так рад, находке золотого диска. Но с ним творилось, что-то странное. Призма морской мути то расширяла то ссужала диаметр шайбы. Андрей на секунду зажмурил глаза, тряхнул головой и резко открыл их. Солнце висело, как прибитое к стенке, ни шаталось не скакало, словно необъезженный рысак. Немного посидев на коленях, медленно стал с них подниматься. Баллон заметно полегчал, но пояс напрочь забытый, наполнил о себе. Андрея слегка повело в сторону, но это было не смертельно. Андрей снова стоял. Сколько неваляшку не роняй, всё равно встанет. Всплывшая в памяти мамина фраза, ободрила и придала ему капельку силы. Мама всегда так говорила, когда что-то у него не получалось, а он не оставлял и упрямо продолжал свои мучения.