– Эй, суки красноперые, выходи, а то сейчас пристрелю бабу с дитем.
Финита ля комедия. Мурат показал себя во всей красе, выпрямляясь, быстро нырнул в сторону, открывая мне сектор. Урод, стоящий за спиной женщины – глаза уже привыкли к темноте – повел стволом винтовки в сторону, открывая себя.
– На землю, дура! – услышал я рев казаха, и темная фигура женщины тотчас упала на колени. Большего было и не нужно. С пяти метров промахиваюсь я очень редко. Хоть и мешала темнота, но куда-то в тело я точно попал. Однако этому уроду удалось нажать на спуск в момент падения. Выстрел из мосинки прогремел как гром. Нет, Мурата он не зацепил – тот уже лежал на земле, но выстрел прозвучал как сигнал. Отовсюду загрохотали винтовки и автоматы. В нас, понятно, никто не попал, стреляли просто «в направлении». Темно, враги нас тоже не видят. С другой стороны улицы донесся приглушенный взрыв гранаты. Зимин, видимо, не рискнул входить в дом. Да уж, как теперь дома зачищать – не знаю. Из такой дохлой ситуации получилось выйти довольно просто. Женщина, уже пришедшая в себя, что-то шептала Мурату.
– Командир, – казах позвал меня взмахом руки.
– Чего там? – спросил я, подбегая.
– Она говорит, что местных загнали в три последних дома по этой стороне.
– Здесь никого больше нет. Меня сюда привел этот, – женщина показала рукой на свежий труп предателя, – они всех женщин сюда по очереди водят.
Женщина опустила голову и заплакала.
– Так, где все? – решил уточнить я.
– Эти всех согнали в конец деревни. Там все и живем. Остальные дома они прибрали себе. Мы к ним ходим стирать и еду готовить. Когда отказались, они расстреляли всех стариков, мужчин. Пришлось подчиниться, – она опять виновато опустила глаза.
– Не вините себя, вы здесь ни при чем. Мурат, дуй к Зимину, скажи – пусть хреначит по гранате в каждый дом, а будут выскакивать – пусть валит всех.
– Есть, командир! – Мурат умчался, пригибаясь к земле. Эти суки-предатели, видимо, притащили с того конца деревни пулемет. Он начал короткими очередями простреливать улицу.
– Иди в дом, – повернулся я женщине, – спрячься поглубже и не высовывайся. Когда станет можно, мы сами позовем.
– А если вас убьют? – всхлипывала она.
– Тогда придут другие. Но мы постараемся еще пожить.
– Помоги вам Господь, – пролепетала женщина и скрылась в доме.
Вернулся Мурат.
– Серег, Зимин сказал, что очень вовремя. Они сунулись в первый дом, оттуда – в три ствола залп. Вано опять поцарапали, но все нормально, не переживай. Саня им гранату «подарил» – через окно. Потом добили. У них уже «минус три».
– Значит, четверо. На дороге еще семь «холодных» лежат.
– Хрен их знает, человек пятнадцать осталось. А вдруг больше?
– У нас чего, выбор есть? Давай за мной, пошли через огород.
Обойдя дом, огородом мы подошли к следующей избе. Опять темнота и тишина.
– Серег, я вперед.
– Давай к окну, закинь «подарочек». Я у двери буду.
Послышался звон разбитого стекла. В ответ тут же прогремел выстрел, за ним еще один. Затем взрыв, я дергаю на себя дверь – чисто. Поднимаюсь по ступеням, их три штуки. Еще дверь, благо, открытая. Не поднимаясь в полный рост, заглядываю. Бах! Сука, чуть не попал. Не ожидая, что я высуну голову так низко, предатель инстинктивно стрелял выше. Стреляю в ответ. Скулеж и падение тела. Готов? Сразу контроль, ну их на хрен. Опять взрыв гранаты. Грохот бьет по ушам. Казах чего, охренел, что ли? Вкатываюсь кубарем в сени, ствол направлен на дверь в комнату – она распахнута. Пригнувшись, иду туда. В проходе меня бьют по руке – заходя в дверной проем, я протянул левую руку вперед и – не зря. Ударивший меня человек, видимо, хотел выбить оружие. По инерции его мотнуло вперед, прямо мне под ствол. Я сначала выстрелил, потом стал махать левой, ноющей от боли рукой. В окно влез казах.
– Одного снял. Из окна сиганул, когда я вторую гранату бросил.
– У меня – двое, гад, он мне руку чуть не оторвал, – махал я рукой и растирал ее от боли.
– У парней тоже идет. Слышал гранату и МРэшник стрекотал.
– Зашибись. Кончаются помаленьку, – тут нашим надеждам пришел пушной зверек. За окном что-то грохнуло и раздался взрыв.
– Вот черт, у них что – и пушки есть? – услышал я голос казаха.
– Валим отсюда, – я выпорхнул в окно, в которое залез Мурат. Не успел откатиться, сверху, гремя костями, на меня свалился казах. Я взвыл от боли в спине.
– Извини, командир, не разглядел тебя.
– Ты, чудовище… – договорить я не успел. Снова послышался выстрел чего-то большого, и из окон дома, в котором мы только что были, рвануло пламя и полетел всякий мусор. На карачках мы понеслись за дом, уходя с линии огня. Пулемет с дальнего поста чесал без остановки. Перепрыгнув через невысокий забор, столкнулся нос к носу с тремя противниками. То, что это противники, понял только тогда, когда упал от удара в грудь. Лежа на земле, поднял глаза – здоровенный мужик опускал приклад мосинки. Стоящий за его спиной второй боец навел на меня ствол карабина. Выстрел сзади, приглушенный глушителем. Человек, целившийся в меня, падает назад, не успев нажать спуск. Я, уже очухавшись, кувырком ухожу в сторону и стреляю, почти не глядя. В ответ раздается выстрел мосинской винтовки. Мой бок что-то сильно дергает и обжигает. Вскакиваю на ноги, стараясь не думать о ранении. Вот он – противник уже поднял оружие и дергает затвор. Отмечаю про себя: торопится, падла, значит, опасается. Наган выпал у меня из рук, когда я получил пулю. Взмахиваю ногой справа налево, попадаю в кончик ствола, винтовка противника отклоняется. Блин, как в бочине-то стреляет. Противник принимает мое предложение, бросает винтарь и выхватывает нож. Рэмбо хренов, целая сабля! Тяну с «разгрузки» свой. Нож мне выковали еще осенью в Ленинграде. Делали по моему эскизу. Не, вовсе не самурайский клинок. Двадцать сантиметров лезвие, толщина в районе гарды – шесть миллиметров, рукоять наборная, сделана под ладонь. Длина ножа – почти тридцать сантиметров – вполне достаточна. Заточка – с двух сторон. Гарда небольшая, но прикрывает пальцы в случае скольжения по клинку чужого ножа. И, самое главное, офигенный баланс. Метать можно как угодно – воткнется наверняка.