– Пять лет назад? – Я догадался о причине. – Именно тогда образовалась группа Бостон, верно?
– Да. – Нокорд вздохнул. – Должен сказать, ее поступок вызвал ярость совета директоров. Они сочли участие Пенни в этом движении настоящим предательством. Но, естественно, ничего не могли предпринять, поскольку она отвечала за создание нового поколения биотопов. Эден ведь только прототип.
– Понятно. Что ж, благодарю, что ввели меня в курс событий. И, если вспомните что-то еще…
– Эден вспомнит всех, с кем она ссорилась. – Он пожал плечами и развел руки в стороны. – Нет, вам обязательно надо обзавестись симбиотическим имплантом.
– Согласен.
Я на машине отправился обратно в участок, двигаясь со скоростью не больше двадцати километров в час. Главная дорога из ничем не прикрытого полипа, пересекающая город, была забита потоком велосипедистов.
Рольф Кюммель сидел в диспетчерской на первом этаже. Мне даже не пришлось ему ничего говорить: как и я, он когда-то прослужил четыре года в полиции, в аркологии Мюнхена. Меня встретил тихий рабочий гул. Действительно тихий. Я слышал лишь редкие приглушенные возгласы да жужжание кондиционеров. Неестественно тихо. Между столами с толстыми папками и кубиками памяти в руках постоянно передвигались одетые в форму офицеры; ведомственные техники заканчивали устанавливать на нескольких столах компьютерные терминалы, их сервиторы навытяжку стояли поодаль, держа инструментальные ящички и электронные приборы. Семь молодых детективов под наблюдением Шеннон Кершоу, скинув куртки, загружали информацию в уже готовые компьютеры. Большой голографический экран на задней стене демонстрировал карту парковой зоны Эдена. Две тонкие линии – красная и синяя – неоновыми змейками извивались по плану местности. Обе они начинались у озера Линкольна, расположенного примерно в километре к югу от города.
Рольф, подбоченившись, стоял перед экраном и внимательно следил за продвижением линий.
– Это маршрут Пенни Маокавиц? – поинтересовался я.
– Да, сэр, – ответил Рольф. – Ее движение показывает синяя линия. А путь сервитора – красная. Эден подключился к компьютеру, и это оригинальное воспроизведение памяти нейронного слоя биотопа. Оно должно показать нам, кто приближался к сервитору за последние тридцать часов.
– Почему именно тридцать?
– Таков предел кратковременной памяти нейронного слоя.
– Ах, да. – Я снова ощутил себя излишне многословным и непонятливым. – У домошимпа имелось определенное задание?
– Сервитор числился в бригаде ботанического ухода биотопа, обслуживающей участок длиной около двухсот пятидесяти метров, ограниченный берегом озера. Эти существа занимаются стрижкой деревьев, уходом за растениями и тому подобными делами.
Я смотрел на постепенно удлиняющуюся красную линию – детские каракули на ограниченном участке.
– Как часто они… возвращаются на базу?
– Сервиторы проходят полный физиологический контроль в ветеринарном центре каждые шесть месяцев. Те домошимпы, которые занимаются домашним хозяйством, обеспечены общей помывочной в городе, где они чистятся и питаются. Но такие, как этот сервитор… Они не покидают своего участка, пока им не прикажут. Они питаются фруктами, а их испражнения являются отличным готовым удобрением. Если им случится сильно запачкаться, они могут помыться в ручье. Шимпы даже спят под деревьями.
Я задумался, глядя на экран.
– А Пенни Маокавиц часто совершала прогулки в парке?
Он нехотя уважительно кивнул:
– Да, сэр. Каждое утро. Это было что-то вроде неофициального инспекционного обхода, ей нравилось наблюдать, как развивается Эден. Дэвис Кальдарола сказал, что в это время она в одиночестве размышляла над своими проектами. Прогулка занимала у нее до двух часов, и так каждый день.
– И часто она гуляла именно на этом участке, вокруг озера Линкольна?