Я выбросила вперед два щупальца. Одно обвилось вокруг костяного кулака Турбохищника. Второе захватило верхний сегмент той же конечности. Непреодолимый захват. В таком положении Саймону никак не удастся провести еще один опасный выпад.
Мой мысленный сигнал приказал соответствующим биопроцессорам не ослаблять хватку. Человеческому мозгу не под силу контролировать одновременно пять верхних конечностей. Мы просто лишены такой способности. Именно поэтому участвующие в схватках бестии по большей части настоящие гоминиды. И я тоже могла эффективно оперировать только двумя щупальцами Канивора, но несложное действие вроде удержания захвата можно доверить процессорам, а в это время переключиться на другую пару конечностей.
Когтистая лапа Турбохищника изогнулась, чтобы освободить блокированный кулак. Двумя щупальцами я пресекла его попытку, и пятое осталось свободным, что могло принести победу.
Я уже кинула его вперед, чтобы сломать Турбохищнику шею, как вдруг Саймон применил неожиданно хитрый прием. Верхняя часть когтистой лапы начала смещаться назад. Мне показалось, что виноваты зрительные вставки Канивора. Хватка щупалец не ослабела, лапа противника просто не могла двигаться.
Затем послышался влажный щелчок и брызнула кровь. Щупальца продолжали удерживать три нижних сегмента когтистой лапы, а оставшаяся часть, отделившись, превратилась полуметровый костяной меч.
Саймон направил его в корпус Канивора, в то самое место, где был поврежден экзоскелет. В моем разуме полыхнул страх, а этот стимулятор сильнее адреналина и амфетамина, так что мои мысли разогнались до скорости света. Инстинкт самосохранения победил, и пятое щупальце я бросила вниз, хоть и сознавала, что оно будет рассечено. Все что угодно, лишь бы отвести смертельный удар.
Щупальце с такой силой ударилось о верхнюю часть клинка, что почти разлетелось пополам. Фонтан крови алым граффити забрызгал грудь Канивора. Но лезвие отклонилось, скользнуло вниз и пробило дыру в экзоскелете на правой ноге Канивора. Оно проникло очень глубоко; графика процессоров показала, что кончик меча коснулся противоположного края брони. Саймон повернул меч, рассекая плоть внутри экзоскелета. Очередные графики на дисплее в моем мозгу известили о повреждении нервных окончаний, разрывах связок и артерий. Нога стала практически бесполезной.
Я уже отбросила оторванную часть руки Турбохищника. Одно из освободившихся щупалец сомкнулось вокруг основания меча, как можно крепче затянув петлю. Лезвие все еще оставалось в ноге, но дальнейшего ущерба причинить не могло. Наши тела сошлись вплотную, и никакие метания и повороты Турбохищника уже не могли этому воспрепятствовать.
Медленно, почти нежно я обвила последним щупальцем голову Турбохищника, тщательно избегая его зубастой челюсти. Захват закрепился крепким узлом вокруг основания рогов.
Саймон, похоже, догадался о моих намерениях. Ноги Турбохищника заскребли по окровавленному полу в отчаянной попытке нарушить равновесие, чтобы мы оба свалились на пол.
Я начала сокращать и подтягивать щупальце. Голова Турбохищника чуть повернулась. Он боролся за каждый сантиметр, напрягая сухожилия, так что они вздувались под чешуей. Бесполезно. Вращение неумолимо продолжалось.
Девяносто градусов – и из массивной шеи послышались зловещие щелчки. Сто градусов – и фиолетовые чешуйки уже не перекрывают друг друга. Сто десять градусов – начинает лопаться шкура. Сто двадцать – и позвоночник ломается с оглушительным треском.
Мое щупальце отрывает голову и триумфальным броском подкидывает ее в воздух. Голова падает в лужу натекшей из меня крови, по инерции скользит по полипу, пока не ударяется в стену точно под тем местом, где сидит Саймон. Он скрючился на краешке своего стула, держится руками за грудь и сильно дрожит. Татуировка полыхает алым светом, словно прожигает кожу. К нему спешат товарищи по команде.
Только тогда я открыла собственные глаза и увидела, как падает обезглавленное тело Турбохищника. Толпа плясала на скамьях, выкрикивая мое имя. Мое! На арену с панелей крыши стали осыпаться мелкие чешуйки ржавчины.
Я поднялась и вскинула обе руки, наслаждаясь своей порцией восхищения, благодаря болельщиков. На щеках вспыхнули горячие поцелуи членов команды. Восемнадцать. Восемнадцать чистых побед!
На фоне всеобщего буйства выделялась только одна неподвижная фигура. На передней скамье, опираясь подбородком на серебряный набалдашник и мрачно уставившись на груду плоти у ног Канивора, сидел Дико.