— Перетрем и с компетентными, только ведь им я
Догнать и перегнать надо, а мы то хотим новое направление задать, техническую ревоцию поднять. Откуда ещё такому взяться, как не в социалистическом государстве? Они вон и Наири хотели копией французского арифмометра видеть, да наши ребята извернулись, форму выдержали, а содержание в сто раз лучше сделали. А тут и форма передовая. Не человек должен быть для машины, а машина для Человека.
Ну спустил я пар и постарался тему перевести, негоже вождя перегружать. Пошел разговор житейский.
Маму про семью выспрашивают, отца про завод, про технику. Про автомобили Ильич всегда готов обсудить. Папка ему за народ разъясняет, что мало машин продают и выбора нет, Запорожец да Москвич. Кому мол и Волги мало, а лесовикам, рыболовам УАЗики подавай. Опять же молодежь, которая хорошо зарабатывает хочет совсем другой техники, не всем мотоциклы нужны и опять тех не лишку выбора. Генсек напирает, мол не хватает на все сил и средств. Папка ему в ответ про троцкизм. Ильич набычился было, но наш ему грамотно разложил по деньгам и по последствиям. Благо опыт есть и материал он после своего начальника перешерстил. Тетя Вика тоже впряглась и по Суслову прошлась и по комсомольцам. Монголию и Китай «добрым словом» помянули. Мама вдогон их тушёнку помянула.
Дед вроде начал голос повышать, да допетрил что аргументы и логика не за него играют. И не его решения, а со стороны подошедшие. Я про семидневную войну и пленум пятачок вставил, а сам знай хурму отборную ложечкой вычищаю, как бы я тут и не причем. Инжир обнаружил, люблю я его. Прагу помянул вскользь. Забуксовал Леонид наш свет Ильич. Притих, чай пьет, а мозги работают, отдохнувшие шестеренки хорошо крутятся. Вышел покурить. Вернулся с блокнотом. Черкает чего— то, губами шевелит. Пропагандистов поминает, Бовин тоже промелькнул, но в положительном тоне. Тут уж даже тетеньки наши тон и скорость сбавили. Я ещё визитку Виктории отдаю, только на обороте написано: «Шурочка, замечательная мама шустрого воробушка». И воробушек тут как тут, лукавый такой в стиле Бидструпа нарисован. Сам то я тот ещё перец, конопатый, лопоухий и улыбка при малейшем намёке тут как тут.
— Лень, глянь, — и мои художества показывает.
Хмыкнул Ильич, показал карандашом, погоди мол. Дописал мысль и вопросительных знаков наставил.
— Дайка, ну пострел.
— Дядя Лёня, баНастя говорит, сам себя не похвалишь, никто и не заметит.
Тут уж все залились, даже охрана похохатывать стала.
— Скромность тебя не заест.
— Так я мужчина или так, погулять вышел? И зачем мужику украшения?
— Это о чём?
— О скромности, она говорят украшает.
Новый взрыв хохота.
— Ой мужичок с ноготок, тискает меня хозяйка, ну врезал тебе Ленька за твои цацки, всё Буденного норовишь переплюнуть.
Теперь и генсек залился.
А я тихонечко так, по фруктам, маленький я ещё, что с меня взять, хотя чьими там устами. Вот-вот, язык тот ещё инструмент.
Вон уже будущий генерал Вододя маячит, по часам постукивает, режим. Ильич видит, сквозь смех отмашку дает, ничего отоспимся.
Такой вот человечный человек Леонид Ильич Брежнев в кругу простых советских людей с которыми и поговорить можно, и посмеяться от души. Ну не самых простых и одного давно не советского. Может потому так разговор и идёт, как будто и не было про политику. Опять житейские дела, мужчины опять про технику, я тоже свои копеечки подбрасываю. Ильич теперь меньше спорит, больше переспрашивает и в блокнотик чиркает. Свои темы выводит, нас подталкивает. Ну и, как водится, желудок у меня отяжелел, за пищевод потянул, глазыньки то и закрылись.
— Ну вот опять умаялся сердешный, политика для детей вредна, Лёня. Да и для взрослых сплошная головная боль.
А наутро, после зарядки, купания и завтрака нас старший лейтенант Медведев отвёз на вокзал. Очень кстати, а то нам Васька с отцом такую корзину яблок притаранили, вдвоем тащить и ещё коробка, закрытая сказали до дома не открывать.
Обратно ехать ещё интереснее и места новые посмотрели и впечатлениями обменялись. Попутчики опять же веселые, загорелые из отпуска возвращаются.
1968 Октябрь
О судьбах человечества хорошо рассуждать,
лежа на диване, когда тебе лично ничто
не угрожает. Но когда радикальные перемены
в обществе затрагивают твое благополучие,
то ни о чем другом, кроме
собственной судьбы, не думаешь.
Забирко Виталий. «Мы пришли с миром»