…как жаль, что вы так мало пишете о Тентетникове; меня они все очень интересуют и часто я думаю о Костанжогло и Муразове. Уленьку немного сведите с идеала и дайте работу жене Констанжогло: она уже слишком жалка. А в прочем все хорошо (письмо от 1 августа 1849 г., Калуга)[127].
На лето 1849 года пришелся еще один эпизод чтения глав второго тома, на этот раз московскому гражданскому губернатору Ивану Васильевичу Капнисту (сыну писателя В. В. Капниста). Л. И. Арнольди вспоминал, как, встретившись тем летом с Гоголем на Тверском бульваре, спросил, действительно ли он читал недавно несколько глав из второго тома И. В. Капнисту:
Я не понимаю, Николай Васильевич, какую вы имеете охоту читать ему ваши сочинения! Он вас очень любит и уважает, но как человека, а вовсе не как писателя! Знаете ли, что он мне сказал вчера? Что, по его мнению, у вас нет ни на грош таланта! Несмотря на свой обширный ум, И. В. ничего не смыслит в изящной литературе и поэзии; я не могу слышать его суждений о наших писателях. Он остановился на «Водопаде» Державина и дальше не пошел. Даже Пушкина не любит; говорит, что стихи его звучны, гладки, но что мыслей у него нет и что он ничего не произвел замечательного[128].
Последовавший затем ответ Гоголя проливает дополнительный свет и на его творческую лабораторию, и на сам характер:
Гоголь улыбнулся… «Вот что он так отзывается о Пушкине, я этого не знал; а что мои сочинения он не любит, это мне давно известно, но я уважаю И. В. и давно его знаю. Я читал ему мои сочинения именно потому, что он их не любит и предупрежден против них. Что мне за польза читать вам или другому, кто восхищается всем, что я ни написал? Вы, господа, заранее предупреждены в мою пользу <…>, а И<ван> В<асильевич>, слушая мое чтение, отыскивает только одни слабые места и критикует строго и беспощадно, а иногда и очень умно. Как светский человек, как человек практический и ничего не смыслящий в литературе, он иногда, разумеется, говорит вздор, но зато в другой раз сделает такое замечание, которым я могу воспользоваться. Мне именно полезно читать таким умным не литературным судьям. Я сужу о достоинстве моих сочинений по тому впечатлению, какое они производят на людей, мало читающих повести и романы. Если они рассмеются, то, значит, уже действительно смешно, если будут тронуты, то, значит, уже действительно трогательно, потому что они с тем уселись слушать меня, чтобы ни за что не смеяться, чтобы ничем не трогаться, ничем не восхищаться». Слушая Гоголя, я невольно вспомнил о кухарке Мольера <М. Лафоре>[129].
Факт чтения глав второго тома И. В. Капнисту подтверждается также свидетельством А. О. Смирновой, переданным в позднейшем письме П. А. Плетнева к В. А. Жуковскому от 17 (29) марта 1852 года из Петербурга:
А. О. Смирнова сказывала мне, что только И. В. Капнисту, который хотя любил Гоголя, но терпеть не мог его сочинений, он прочитал девять глав, желая воспользоваться строгою критикою беспощадного порицателя своих сочинений[130].
Еще одним слушателем глав второго тома стал в первой половине августа 1849 года С. П. Шевырев, на подмосковной даче которого гостил вернувшийся из Калуги Гоголь[131].
В «Воспоминаниях о Н. В. Гоголе» А. О. Смирновой имеется также указание на то, что первую главу второго тома «Мертвых душ» он читал в конце лета 1849 года на протяжении нескольких дней и в ее московском доме («В конце лета Гоголь предложил нам собраться в два часа у меня…»[132]).
Чтение в течение лета многим своим друзьям глав (до семи / девяти) из второго тома «Мертвых душ» создало впечатление о его законченности, во всяком случае вчерне. «Гоголя мы видели вчера, – сообщал И. В. Киреевский матери 8 августа 1849 года. – Второй том „Мертвых душ“ написан, но еще не приведен в порядок, для чего ему нужно будет употребить еще год»[133].
Сам же Гоголь степень завершенности поэмы продолжал держать в секрете. Д. А. Оболенский, возвращаясь вместе с Гоголем из Калуги в Москву, был заинтригован портфелем, который Гоголь постоянно держал при себе в карете в ногах. На уговоры познакомить Оболенского с содержимым портфеля Гоголь «отклонил разговор, объясняя, что много еще ему предстоит труда, но что черная работа готова и что к концу года надеется кончить, ежели силы ему не изменят»[134]. А затем «с улыбкой» посмотрел на Оболенского и сказал: «Еще теперь нечего читать; когда придет время, я вам скажу»[135].
127
См.: Николай Васильевич Гоголь: письма к нему А. О. Смирновой, 1844–1851 гг.: (окончание). С. 656.
131
См.:
133
Из писем И. В. Киреевского к его матери А. П. Елагиной // Русский архив. 1909. Кн. 2. Вып. 5. С. 114.