Этим же числом (29 августа 1849 года) было датировано и встречное письмо С. Т. Аксакова И. С. Аксакову:
Не могу долее скрывать от тебя нашу общую радость: Гоголь читал нам первую главу 2‐го тома Мертвых душ. Слава Богу! Талант его стал выше и глубже; мы обещали ему не писать даже и к тебе, но нет сил молчать. Глава огром(ад)нейшая. Чтение продолжалось час с четвертью…[140]
С. Т. Аксаков вспоминал впоследствии, как на другой день после чтения он «пришел наверх к Гоголю, обнял его и высказал всю <свою> радость» и как Гоголь сказал ему «с светящимся, радостным лицом: „Фома неверный“»[141]. По дороге из Абрамцева в Москву Гоголь обратился к С. Т. Аксакову и Константину Аксакову: «Ну, говорите же мне теперь всё, что вы заметили в первой главе»[142].
В тот вечер разговор о «Мертвых душах» прервал неожиданный приезд А. С. Хомякова. Гоголь уехал в Москву, «один и как будто не так весел». После этого С. Т. Аксаков написал ему письмо, в котором «откровенно признался <…> во всех <…> сомнениях, уничтоженных первою гл<авою> 2‐го тома Мер<твых> д<уш>». «Тут же, – писал далее С. Т. Аксаков, – я сделал ему несколько замечаний и указал на особенные, по моему мнению, красоты» (Аксакову показался несколько «длинным и натянутым рассказ об Александре Петровиче» и односторонней «встреча в деревне крестьянами молодого барина»[143]).
Дальнейшие события, как вспоминал С. Т. Аксаков, развивались следующим образом:
Получив мое письмо, Гоголь был так доволен, что захотел видеть меня немедленно. <…> Он нанял карету, лошадей и в тот же день прискакал к нам в Абрамцево. Он приехал необыкновенно весел или, лучше сказать, светел, долго и крепко жал мне руку и сейчас сказал: «Вы заметили мне именно то, что я сам замечал, но не был уверен в справедливости моих замечаний. Теперь же я в них не сомневаюсь, потому что то же заметил другой человек, пристрастный ко мне»[144].
В Абрамцеве Гоголь прожил «целую неделю; до обеда раза два выходил гулять и остальное все время работал»[145]. Семья просила Гоголя прочесть следующие главы, но «он убедительно просил» С. Т. Аксакова, чтобы тот «погодил», и тут же признался, что прочел уже несколько глав Смирновой и Шевыреву, «что сам увидел, как много надо переделать, и что прочтет <…> их непременно, когда они будут готовы»[146].
О работе Гоголя в пору его пребывания в Абрамцеве вспоминала, в частности, О. С. Аксакова в письме И. С. Аксакову конца сентября 1849 года, сожалея, что «не решилась» тогда заглянуть в содержание гоголевских тетрадей:
Время делается холодно, и я боюсь, что Гоголь не приедет сюда к нам, а как хочется послушать. Какой был для меня соблазн, когда Гоголь оставил портфель и все тетради сбоку так и виднелись, что можно было что-нибудь прочесть, но я никак не решилась[147].
В. С. Аксакова тоже вспоминала:
Гоголь обыкновенно все дообеденное время проводил у себя наверху и, по всему вероятию, писал (письмо М. Г. Карташевской от 20 августа 1849 года, Абрамцево[148]).
Собственно, именно с этого времени (конец лета – начало осени 1849 года, которые Гоголь проводит в Абрамцеве у Аксаковых) в его письмах появляются сообщения о «работе». Впрочем, то, что это работа над поэмой, он по-прежнему избегает упоминать:
Все время мое отдано работе, часу нет свободного. Время летит быстро, неприметно. <…> Избегаю встреч даже со знакомыми людьми от страху, чтобы как-нибудь не оторваться от работы своей. Выхожу из дому только для прогулки и возвращаюсь сызнова работать. <…> С удовольствием помышляю, как весело увижусь с вами, когда кончу свою работу» (письмо к С. М. Соллогуб и А. М. Виельгорской от 20 октября 1849 года, Москва).
Около ноября 1849 года Гоголь получает в ответ на свои просьбы сообщать ему замечания о первом томе «Мертвых душ» письмо от К. И. Маркова, отставного поручика и помещика Лебединского уезда Харьковской губернии, следующего содержания:
…признаюсь вам, вы задумали план громадный и опасный. Из превосходного творения может выйти избитая история, а может быть еще более превосходное творение. Если вы хотите представить общество русское, как оно есть, то хорошая сторона его существует, и изображение его в вашем романе неизбежно; но если вы выставите героя добродетели, то роман ваш станет наряду с произведениями старой школы. Не пересолите добродетели. Изобразите нам русского человека, но в каждодневном его быту, а не исключительное лицо, которые встречаются у всех народов[149].
140
Литературное наследство. Т. 58. С. 719; то же: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников… Т. 2. С. 605.
143
Там же. С. 201. О непростых отношениях Гоголя с Аксаковыми в это время, чувстве вины, которое С. Т. Аксаков испытывал перед Гоголем, а также о важности для Гоголя услышать реакцию такого «пристрастного» человека, как С. Т. Аксаков, см.:
144
История моего знакомства с Гоголем. С. 201; текст письма С. Т. Аксакова от 27 августа 1849 года из Радонежья с замечаниями на прочитанную главу см.: Там же. С. 200–201.
147
И. С. Аксаков в Ярославле: по неизд. письмам к нему С. Т. Аксакова и его семьи / Сообщ. А. А. Дунин // Русская мысль. 1915. № 8. С. 115; см. также: История моего знакомства с Гоголем. С. 202.