Как они вообще здесь выживали, оставалось загадкой. Но иногда размышляя о тех сидерианцах с которыми удалось пообщаться, Кир приходил к мысли, что эти люди живут идеей. Идеей, завещанной праотцами, вскормленной на почве ужаса перед неминуемой гибелью. Тогда, видя призрачный свет спасения, пусть только в собственных мечтах и на сомнительных серых бумажках, они сплачивались, чтобы вместе идти вперед, потому что брести одному в потемках очень страшно, да и товарищ всегда подбодрит в минуту сомнений. И они шли, не останавливая свой каторжный труд, свой путь, подгоняемые сроками и неизбежностью.
От таких размышлений у Кира снова ползли мурашки по спине, и он вспоминал о своем собственном мире с щемящей тоской и надрывом. Как красив был его мир, как ярок, многообразен и удивителен. Ему не хватало палящего солнца Геркона, о котором он вечно недовольно бурчал, не понимая, зачем вообще столько света.
А на Сидерисе свет остался где-то наверху, где-то в рассказах и байках. Люди больше не грелись в золотом тепле ярких звезд, отдавая в залог свою жизнь и получая в руки лишь надежду, ради которой добровольно шли на рабский труд.
Здесь, среди шума и гомона, криков и плеска, он решился немного побаловать себя дорогим образом, надеясь, что окружающие не позволят слишком глубоко окунуться в мечты.
Он думал о Санаре, медленно перебирая ценные эпизоды, легко отыскиваемые в переулках памяти. Как здорово и спокойно было бегать кроссы, тяжело дыша от вечернего жара Геркона, как весело было драться на Доругане, вышибая дух из мерзких пришельцев, как упоительно было плыть в океане Палеи, а затем бежать, спасая жизнь…
Удивительно, но Кир не мог вспомнить ужаса или страха от тех нелегких событий, а лишь только радость спасения и победы, счастье дружеского плеча и сопереживания. Действительно, деля свою радость надвое, получаешь несоизмеримо больше.
Наверное поэтому, стоя на одной из крыш далекого голубого Мириона, Кир побоялся что-то изменить — ведь он уже чувствовал, что получил больше, нежели мог рассчитывать. Разве он имел право протянуть руку и потребовать большего? Разве не убежало бы его счастье, обидевшись и оскорбившись такой наглостью и жадностью?
Тогда ему казалось, что так и будет, попытайся он изменить хоть что-нибудь.
Но теперь, за десятки, сотни, тысячи световых лет, ему словно открылась другая реальность. Та, где Санара могла бы принадлежать ему безраздельно, всегда находясь за его спиной, и Кир был бы готов укрывать ее там вечно.
Разве он уже не делал этого? Так почему он был так глуп, что не ответил на ее чувства и не привязал к себе всеми доступными средствами. Разве он собирался когда-нибудь жить без нее?
Нет.
Он ясно видел, как сделает все, чтобы Санара взошла на имперский трон и спасла себя и семью. А он? Он бы так и остался рядом опорой и преградой на пути любого, вознамерившегося обидеть его божество. И это в его представлении была отличная жизнь. Лучшая доля из всех.
Но Санара была готова предложить больше. Больше чем надежную руку дружбы — она хотела отдать ему на хранение сердце.
А он отказался!
Горло сдавило и тоска накатила волной, топя душу, разрывая ураганом на части, сжигая невообразимым пространством, отделявшим его от самого ценного существа в его жизни. Кир схватился за кружку, разом опрокинул остатки в себя и, прогоняя наваждение, двинулся к Азулу.
Время было позднее и часть веселых гуляк успела разбрестись по баракам и бытблокам, часть осела тут же, развалившись на столешницах и недовольно похрапывая от неудобства высокой мебели, кто-то продолжал вести задушевную беседу, густо вившуюся и расползающуюся на дрожжах.
Кир опустил руку имрахцу на плечо:
— Привет.
Тот замер, и словно придя в себя, попытался сфокусироваться на реальности. Глаза Азула казались чересчур красными и опухшими, видимо, алкоголь и клубами вившейся дым табака сделали своё дело.
— Привет.
— Поздно уже. Идем.
— Не хочу. — И вновь отворачиваясь к инструменту, вздёрнул плечом, скидывая руку.
— Завтра рано вставать.
— И что? Разве у нас есть планы? — принц снова перевел взгляд на Кира, немного щурясь.
Кир без труда догадался к чему ведет Азул. Тот явно был недоволен, что вылазка к отсеку Космодрейфа задерживалась, и виноватым был признан он, хотя, наверное, Кир не станет открещиваться от этого греха. Им действительно стоило давно спланировать проверку второй точки.