Видя озадаченный взгляд Азула, Кир пояснил:
— Пусть вы когда-то были друзьями, а теперь вас ничего не связывает, будь то интересы, взгляды, занятия, но я не могу поверить, что на бывшего друга можно смотреть без грусти или сожаления за прошлые годы, проведенные вместе. Ведь вы не чужие, а на деле ваши дороги разошлись. Разве не с печалью я буду смотреть в ту сторону, куда ушел мой друг?
Он выдохнул.
— Хина же смотрит на всех ребят одинаково. Как я уже сказал, она верный товарищ и многие назовут ее надежным другом, но мне кажется, что та дружба, что мы ищем — нечто большее.
Кир развернулся к Азулу лицом, глаза его горели.
— Понимаешь, дружба — это все, что угодно, но только не безразличие. То безразличие, с которым смотрит Рин или Сузу на Шизуку, то спокойствие, с которым Хина смотрит на всех ребят.
Кажется, Азул начинал понимать, что имеет в виду Кир.
— На Игараси Рин смотрит с ненавистью.
— Ты прав! Ведь раньше они наверняка были хорошими подругами и теперь, утратив возможность понимать друг друга, их дружба превратилась в нечто иное, поменяла полярность, ведь на самом деле они друг другу не безразличны. Если бы не тот случай, возможно, они бы так и продолжали поддерживать друг друга.
Все действительно становилось на свои места. Азул не обращал внимания, как именно смотрят Сузу, Хина и Шизука на Игараси, ведь казалось, хулиганку все просто ненавидят и искать там больше нечего. Но если Юа действительно сестра Сузу, то другие ребята попросту не могли испытывать к Юа того же, что и родная сестра. И если Юа действительно спасла Шизуку, то та и вовсе не должна была ее ненавидеть.
Азул просто не замечал или, скорее, не видел то, до чего ему не было никакого интереса. Он увидел ненависть Рин к Игараси в глазах всех… или решил, что так видеть будет удобно, ведь девчонка его откровенно раздражала.
— Как ты пришел к такому выводу? — в недоумении потребовал ответа принц, понимая, насколько глубоко удалось заглянуть Киру в души девочек. У него самого имелись на этот счет некоторые соображения и он, пожалуй, остановился бы на Хине, но…
Кир грустно улыбнулся и отвел взгляд. Солнце давно перевалило за полдень, заставляя майку липнуть к спине.
— Знаешь, я решил так, потому что подумал — если ненависть может превратиться в дружбу, то, наверное, возможен и обратный процесс.
Треск цикад оглушал. Подростки молча сидели на скамье, позволяя едва ощутимым порывам ветра трепать отросшие волосы.
— С Рин и Сузу все ясно, — продолжил Кир после долгого молчания. — Юа защищает Шизуку даже сейчас, и об этом я тоже не забыл. Рассказ Шизуки просто расставил все на свои места. Я не знаю, что связывает Игараси с Хиной, но то, что та бросилась в штормовой океан ради нее должно что-то означать. Как ни крути, только Юа может похвастаться отношениями с другими четырьмя.
— Значит, Игараси и есть Санара?
— Получается, что так.
Азул вдруг захотел спросить, чувствует ли Кир по отношению к ней нечто особенное интуитивно или, может, ему подсказывает шестое чувство, но, видя сведенные над переносицей брови, передумал.
— Если бы это была любая другая девчонка, я бы сказал, что у нас есть шанс, — решил он нарушить тишину, — но Игараси…
Кир прекрасно понимал сомнения имрахца, но выбора не было.
— Она вспомнит.
Баб не бью!
В понедельник заканчивался срок отстранения Юа от занятий и потому весь класс был вынужден лицезреть ее величество «Пятьдесят Ураганов» на протяжении всех уроков в первый учебный день недели.
Рассерженное лицо, подозрительно суженые глаза и презрительно подернутый уголок рта украшали выбеленную, словно стена, физиономию. Новый слой светлой краски покрывал волосы. На первом уроке всем пришлось ждать, пока Юа по требованию учителя стирала ядовито-салатную краску с ногтей, дополнявшую боевой раскрас.
Занимавшая последнюю парту, она, казалось, смущала собою всех, словно хищник, притаившийся в засаде и зорко наблюдающий за стаей безобидных антилоп. Иногда сзади слышалось намеренно громкое чавканье жвачки, иногда кто-то невоспитанно громко двигал стул во время речи учителя.
Стоило госпоже Кобаяси Томоко, учительнице географии, покинуть класс по окончании урока, как Кир нарочито медленно обернулся к нарушительнице спокойствия и громко произнес: