Дрыхлин спросил:
— Как же вы, милая девушка, попали в охотницы? Ведь тайга — не дом родной. Жить здесь одной, в такие юные годы!..
— Как раз дом родной, — и снова сыпанула по плечам черными волосами.
Все-таки она могла меняться как-то враз: смахнула улыбкой заботы и опять показалась Савину молоденькой пухлогубой девчонкой.
— Не одна я здесь. Амака со мной. За Тураном.
— Позвольте, позвольте! — удивился Дрыхлин. — За Тураном — это понятно: за перевалом. А Амака, как я понимаю, медведь?
Она рассмеялась совсем звонко и сказала:
— Ты все знаешь, гость. Ты самый хитрый. А он — самый сильный, — показала на Давлетова. — Амака, конечно, медведь. Наш род от медведя. Амака, по-нашему, — пожилой человек, старик. Мой Амака — это дядя Кеша. Мы охотимся вместе. Он сильный и добрый, как сытый медведь.
— И как ваш промысел, Оля, удачный?
— Соболь не любит железа. Теперь в тайге очень много железа.
— Это государственная необходимость, — серьезно произнес Давлетов.
— Разве я не понимаю?
Дрыхлин без спроса снова наполнил ее миску. Она молча и опять же без смущения поблагодарила его.
— С утра сегодня не ела. Далеко ходила, ловушки смотрела.
— И так ничего и не добыли? — спросил Дрыхлин.
Она махнула рукой: мол, и не спрашивайте — до чего неудачно.
Савин смотрел на нее и никак не мог отвязаться от мысли, что подобное с ним уже происходило. Хотя точно знал, что не было и быть не могло. Может быть, сон в детстве приснился? И силился понять эту возникшую из ночи женщину. Как она может ходить сутками по тайге, ночевать в таких вот избушках, не боясь одиночества, зверя, встреч с лихими людьми?..
Он вспомнил другое лицо и длинные, тонкие пальцы, теребившие штору. Мужской магнитофонный голос фальшиво клялся в любви неведомой женщине: «Твои глаза — напротив...» А напротив были глаза святых, мудро смотревших с трех икон в углу, смотревших, понимающих и прощающих...
— Где ты ходишь, бойе? — вдруг обратилась Ольга к нему. — Чьи следы распутываешь?
— Он у нас задумчивый, — сказал Дрыхлин.
— Молчанье — ограда мудрости, — произнесла она.
Встала от стола, подошла к печке. У Ольхона торкнулись вверх уши. Он подождал, пока хозяйка сняла ведро, поднялся на ноги, вильнув закрученным в кольцо хвостом. Она вышла из зимовья, он — за ней.
— Хороша охотница, а? — обратился Дрыхлин к Савину.
Давлетов подумал вслух:
— Как же мы все здесь поместимся?
— Знаете, Женя, — продолжал Дрыхлин, — а ведь она положила на вас глаз. Я для нее — гость. А вы — бойе, друг, значит. Чуете, Женя?.. Между прочим, если я не обманываюсь, в торбе, что привязана к поняге, соболь.
— Какой поняге?
— Заплечная доска — поняга. Кстати, гораздо удобнее рюкзака. На Тунгуске у всех охотников такие... Вы же никогда соболя не видели, Женя. Попросите ее показать.
Девушка вошла в зимовье, присела на чурбачок у печки, подкинула дров. Сидела, чуть покачиваясь, глядя на огонь, словно читала в беспокойном дрожании желтых языков то, что было спрятано от других; и Савин, завороженный огнем, будто подглядел, как метнулась ее душа в прошлое, которого она не знала, когда собирались на камлание у костра ее сородичи и нечесаный шаман заклинал добрых духов послать удачу охотникам. Савин пытался отвести глаза и не мог. Глядел на нее, как на жительницу иного мира, как на таежный мираж, сознавая в то же время, что все — явь, что может, если захочет, дотронуться до ее плеча. И никакая она не охотница! Тонкоскроенная, чем-то обиженная девчонка сбежала в лес и попала в компанию троих случайных мужиков.
Да что же это такое? Как же могла так распорядиться жизнь, определив женщине мужскую судьбу? Ей бы по асфальту — в модных сапожках и в своей мохнатой шапке. Поставить бы обеих: ту — королеву и эту рядом — глядите, кто лучше? Но это несбыточно, невозможно, как нельзя столкнуть стылый голубой день и мягкую буранную ночь.
Она встала, подошла к столу, спросила:
— Можно убирать?
— Нет-нет, — торопливо ответил Давлетов. — Отдыхайте, мы сами.
Но она уже взялась за посуду, с женским проворством и привычкой.
Давлетов взглянул на часы: было начало десятого. Больше двух часов прошло, как появилась в избушке охотница, и не ясно было — много это или мало.
— Что ты ищешь, гость, в этих местах? — неожиданно спросила она Дрыхлина и прострелила его в упор своими раскосыми глазами. — Соболя ищешь? Или я ошибаюсь?
— Я ищу землю для трассы БАМа, — ответил он. — А вот Женя соболя никогда не видел. Можете вы доставить ему такое удовольствие?