— С БАМа.
— Хилая здесь тайга. Не то что на Тунгуске, Я там изыскателем начинал. В ранге главной тягловой силы.
— Я тоже не такой представлял тайгу, — поддержал Савин разговор. — И не дремучая, и не буреломная. Лес как лес.
— Напрасно, Женя. Здесь тайга самая серьезная для жизни. Заблудиться в ней — дважды два, а выжить — девять на двенадцать.
— Фотографию в черной рамке имеете в виду?
— Догадливый вы, Женя, человек. Вот представьте, что заблудились!
Савин в тот момент весь был в обожании ив белой, хорошей зависти: таким отчаянным Дрыхлин показался ему при встрече с наледью. Потому охотно представил, как бредет он один-одинешенек по реке неизвестно куда. Вот именно — куда?
— В этом случае, Женя, вам обязательно нужно идти на восток или на запад. Почему? Да потому, что здесь все реки текут к Амуру — на юг. И вы обязательно наткнетесь на ручей или речушку. Где сейчас восток?
Савин глянул вверх. Буран хоть и кончился, но небо сплошь было тускло-серым — не угадать, где солнце. Вспомнил маршрутную схему, на которой синяя прожилка Туюна была вытянута под небольшим углом к югу, до самого впадения в реку Бурею. Сориентировался, показал восточное направление.
— Ошиблись, Женя. Здесь Туюн на каждом километре колеса крутит. Посмотрите на берег! Видите сосенку? С какой стороны натеки смолы, там и юг. Самая верная примета... А выйдя к ручью, идите вниз по течению. Редко где не встретите охотничьей тропы. Она обязательно приведет вас к зимовью. Даже если вы чуть доползли до него, вас спасет закон тайги. В зимовье вы найдете еду, спички, дрова. А когда будете покидать зимовье, приготовьте все тому, кто придет после вас. И упаси вас господь тронуть хоть одну вещь. Такого в тайге не прощают...
Позже Савин убедился, что Дрыхлин закон тайги соблюдает. Когда они останавливались на ночлег в зимовье, он всегда оставлял там консервы, спички, хлеб, пачку сигарет из своего запаса. И всегда, взяв бензопилу «Дружба», сваливал одну-две сухостоины, резал их на чурбаки, заставлял солдат переколоть и уложить возле избушки поленницей.
— Пусть охотник подумает, что у него ночевали хорошие люди, — говорил он.
Тогда, у костра, слова Дрыхлина вошли в Савина как откровение, поразили простотой и мудростью таежного закона. Он невольно подумал, что родить его могли только вот такие суровые условия, что на безлюдье нити, связывающие людей, прочнее. Толчея больших городов с автобусами и телефонами, как ни странно, разъединяет их. Да и зачем там думать о том человеке, который пойдет по твоему следу? Пойдет один, другой, третий — и так бесконечно. А если и мелькнет чей-то облик, если застучит отчаянно сердце: подними голову, взгляни на мое окно! — нет, свернула на другой тротуар, на чужую тропу, даже и не разберешь чью...
Как ни ждали Синицына, но он выплыл все равно неожиданно. Медленно и величаво полз по наледи его железный караван, словно ощупывая невидимую дорогу хоботом — опущенной стрелой экскаватора.
Он выпрыгнул из кабины, поправил на переносице очки в тонкой металлической оправе, подошел к Давлетову, доложил о прибытии и спросил:
— Что случилось?
— Ничего, товарищ Синицын. Беспокоимся о вас. Ждем.
Давлетов взглянул на часы, будто укорил: долго. Скомандовал:
— Заводи!
Заводить было нечего, все двигатели и так работали на холостом ходу. Бросив костер догорать, с лихорадочной поспешностью заняли места. Дрыхлин ушел в голову, а Давлетов — на замыкающий тягач. Тронулись.
Сто раз был прав Дрыхлин, когда советовал не терять времени. Уже в сумерки встретились еще с одной наледью, метров триста длиной. Она-то и подстроила ловушку. У самого ее конца КрАЗ с вагоном угодил в промоину. Машина клюнула передом и плавно погрузила капот в воду. Крепления вагона ослабли, он наполз на кабину и, казалось, вот-вот уйдет под лед, задавив своей тяжестью автомобиль вместе с людьми.
— Вылазьте, вылазьте! — услышал Савин крик Давлетова и сам перемахнул через борт прямо в наледь. Но Идеалович и старший машины уже были на льду. Лед на обочине колеи держал человека.
Вокруг КрАЗа собрались все. Валенки поблескивали, схваченные морозом, звякали об лед, как колодки.
— Цепляйте сзади тросом, — скомандовал Давлетов.
— Товарищ подполковник, — сказал Синицын, — нельзя сзади, вагон сползет. И упора для тягача нет.
— Синицын прав, Халиул Давлетович, — вмешался Дрыхлин, — тащить надо вперед. Впереди валунник — значит, неглубоко.
И опять, как само собой разумеющееся, Дрыхлин все взял в свои руки. Советовался только с Синицыным, но каждый раз, уже приняв решение, обращался к Давлетову: