— То ссылки, то тюрьмы: не успеешь, бывало, встретиться — опять разлука. Ничего, успокаивали мы себя, после революции будем видеться чаще! А получается наоборот… — Дзержинский вдруг нахмурился, лицо его обрело привычную твердость. Сурово добавил: — Что делать: до тех пор, пока борьба продолжается, мы не принадлежим себе!
Он встал, приблизился к карте, на которой флажками были обозначены линии польского и врангелевского фронтов.
— Подойдите, товарищ Журба. Думаю, обстановка вам понятна? Пытаясь во что бы то ни стало задушить Советскую власть, империалисты направили против нас войска помещичье-буржуазной Польши. К седьмому июня Красной Армии удалось нанести интервентам несколько ошеломляющих ударов и перейти от обороны к наступлению. Тогда международный империализм бросил на помощь Пилсудскому Врангеля. И до тех пор, пока мы вынуждены воевать на два фронта, положение будет оставаться тяжелым. Усугубляется оно еще и тем, что в тылах героически сражающейся Красной Армии действуют недобитые банды. Особую опасность представляет сейчас Махно. И вот возникает вопрос: как его обуздать?
Николай, решив, что вопрос обращен непосредственно к нему, решительно сказал:
— Этого гуляйполевского волка может образумить только пуля. Но я понимаю: сейчас все наши силы нужны фронту.
— Дело не только в этом, — покачал головой Дзержинский. — Среди махновцев немало отпетых негодяев, но достаточно и обычных крестьян — одних заманили в банду обманом, других вовлеки насильно. Вот им-то мы должны, я бы даже сказал — обязаны, помочь. Нужно привлечь этих людей на свою сторону… — Феликс Эдмундович помолчал, посмотрел на карту, на заштрихованные районы, где базировались отряды Махно. — В общем, сейчас создается специальная чекистская группа для работы среди махновцев. Там нужны люди действия, по-настоящему храбрые. Вы доказали, что обладаете этими качествами. И потому включены в состав группы. — Внимательно посмотрел на Николая: — Кажется, у вас есть вопросы?
Еще как хотелось спросить Николаю — о том, например, кто будет теперь помогать Астахову, и о многом, многом другом… Но уроки общения с Дзержинским не прошли зря, и Николай, подтянувшись, спросил:
— К кому мне следует обратиться по вопросу нового задания?
Видимо, догадываясь, что душой Журба по-прежнему рвется в Крым, Феликс Эдмундович ободряюще улыбнулся:
— Не печальтесь: думаю, что уже скоро вы сможете вернуться в освобожденный Красной Армией Крым. А пока… — Он сокрушенно покачал годовой; — Что-то мне не нравится, как им выглядите! Вам надо отдохнуть. Через три дня явитесь к Полякову, он знает, что делать. А сейчас передайте коменданту, чтобы подыскал вам квартиру, и — отдыхать!
— Но я…
— Знаю: вы хотите уверить меня, что прекрасно отдохнули, ночуя в кабинете на сдвинутых стульях. Не надо: что это за удовольствие, я знаю по личному опыту. Так что извольте выполнять приказ! И помните: в течение трех дней вам запрещается появляться в ЧК.
Они попрощались. Журба вышел.
Благодарный судьбе за то, что она уже дважды сводила его с Дзержинским, Журба понимал, что на новую, а тем более скорую встречу с председателем ВЧК надеяться трудно — слишком велик был круг его дел и забот! Но все та же судьба уже распорядилась иначе…
Прежде чем обратиться к коменданту Николай решил наведаться на старую свою квартиру — быть может, и сохранила Серафима Павловна, как обещала, комнату за ним?
А Серафима Павловна, увидев своего жильца живым и невредимым, обрадовалась ему неподдельно искренне — словно родной и близкий человек в дом вернулся! Она провела Николая в его комнату: здесь царили чистота и порядок. Оставленные им книги лежали на столе чистыми стопками, свежевымытый пол блестел. Да, чувствовалось, что его возвращения ждали, и это не могло не тронуть Журбу.
Николай отдал хозяйке свой паек, и она, смущенно бормоча слова признательности, отправилась на кухню, а через некоторое время пригласила его к столу. Несмотря на всю настойчивость, с какой потчевала его Серафима Павловна, Николай ел неохотно, не чувствуя вкуса пищи.
— Здоровы ли вы? — встревожилась хозяйка.
— Здоров. Просто устал…
Он и сам понимал, что отдохнуть необходимо: какая-то тягучая, непривычно тяжелая усталость разливалась по всему телу.
К огорчению хозяйки, так и не позавтракав толком, встал из-за стола…