К черту фамилию! Астахов говорил потом, что она — враг! «Грабовская, — услужливо подсказала память. — Грабовская…»
И рядом само собой встало услышанное только сейчас, в парикмахерской:
«… Враг не захочет гулять по Совнаркомовской!..»
Забыв о бритье, Николай вскочил — парикмахер едва успел отвести руку с бритвой. Не обращая внимания на его испуганные возгласы, вытирая на ходу мыло с лица, Журба бросился на улицу. Увидел, что женщина быстро идет к зданию ВУЧК, у иодьезда которого только что остановился автомобиль Дзержинского: Феликс Эдмундович уже вышел из машины и, склонившись к шоферу, говорил что-то…
В следующий миг Николаи увидел, что женщина достает из ридикюля пистолет, и понял: прежде чем он догонит ее, произойдет страшное, непоправимое…
— Грабовская! — крикнул на всю улицу. И еще раз: — Грабовская!..
Женщина резко обернулась, поняла: у нее нет времени! И поспешно выстрелила.
В Дзержинского.
Было слышно, как пуля с треском пробила ветровое стекло автомобиля.
Грабовская опять выбросила перед собой руку с пистолетом.
Дзержинский, выпрямившись, смотрел на нее, и такая спокойная сила была в его взгляде, что сразу нажать на спусковой крючок она не смогла. А уже в следующую секунду подоспел Журба…
Все произошло мгновенно — даже редкие прохожие не поняли, что случилось.
Несколько человек из внутренней охраны ВУЧК, встревоженные выстрелом, выбежали на улицу. Опережая вопросы, Дзержинский приказал:
— Всем в вестибюль: незачем привлекать к себе внимание.
Журба вошел в вестибюль последним. Покачнувшись, привалился спиной к стене: мелкая дрожь сотрясала тело, казалось, он не чувствовал ничего, кроме изматывающей, непреодолимой слабости. Впрочем, нет: еще жила в сознании радость — Дзержинский невредим!
— Прошу всех, кто был свидетелем инцидента, — ровно и строго проговорил Дзержинский, — никогда и нигде о нем не вспоминать. Если угодно — это приказ! — Помолчав, счел нужным добавить: — Я бы не хотел, чтоб слух об этом эпизоде дошел до Владимира Ильича. — Председатель ВЧК обвел взглядом сотрудников, негромко сказал: — Срочно пригласите доктора.
Через несколько минут к Дзержинскому уже подбегал бледный, перепуганный доктор.
— Феликс Эдмундович!..
— Со мной ровным счетом ничего, — поморщился Дзержинский и указал на Журбу.
Доктор подошел к Николаю, взял его за руку.
— Пойдемте-ка со мной, голубчик…
— Зачем? — удивленно и беспомощно спросил Журба. — Зачем я должен идти с вами?
— У вас жар. И пульс нехороший.
Журба двинулся за ним на ватных, подгибающихся ногах. Когда поднялись на первый пролет лестницы, обернулся. Дзержинский внимательно и тревожно смотрел на него.
«Ну да, я же нарушил приказ… — вспомнил Журба. — И даже не успел объяснить почему… Но главное, что Дзержинский жив и здоров, а все остальное неважно!..»
Феликс Эдмундович на мгновение прикрыл глаза и кивнул ему подбадривая.
… Сквозь мутную, искрящуюся пелену проступало девичье большеглазое лицо, на лоб опускалась мягкая прохладная рука.
— Вера!.. — непослушными губами выговаривал Николай. — Как ты меня нашла?.
— Попей, миленький, попей…
Ощущение приятной, живой влаги на губах было недолгим, исчезала куда-то Вера, и он летел в темную глубокую пропасть. Казалось, не будет конца этому падению. Но вдруг темнота расступалась, и он оказывался в холодных, кипящих волнах Азова. Бесконечно и жадно пил горько-соленую воду и никак не мог утолить обжигающую жажду.
Скорее почувствовал, чем увидел: опять склоняется над ним чье-то лицо.
Поляков!..
— Где я? — кричал во весь голос, но почему-то не слышал себя. — Что со мной?!
— Тиф, Николай, тиф, у тебя!.. Держись, Николай!
— Куда Вера ушла? Где она?
— Ах ты, мать честная! — голос у Полякова огорченный. — Снова бредит!
«Да нет же, нет! — хочется закричать. — Она только что была здесь!»
Но оказывается, что уже ни о чем спрашивать и не надо: они с Верой идут вдоль берега — и светит солнце, и море играет, и волшебную музыку дарит миру невидимый оркестр…
А потом — опять падение в черную ночь. И тогда сквозь беспамятство и кошмары пробивается к нему ласковый голос Веры и он молит неизвестно кого об одном: пусть не погаснет родной голос, пусть зовет!
Голос звучал, Николай выбирался из пропасти, и снова шли они с Верой вдоль мори…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ