В этот момент и появился сопровождаемый несколькими офицерами контрразведки полковник Туманов. Увидев Астахова, направился прямо к нему.
— Каково, а?! — воскликнул вместо приветствия Туманов. — Вот вам случай убедиться, что контрразведка блюдет ваши интересы, как свои собственные! — Туманов даже внешнего приличия ради не скрывал, что ищет расположения Астахова.
— Ради бога, Александр Густавович, объясните мне, что происходит?
— Знаете, что задумали так называемые подпольщики? — начальник контрразведки попытался говорить в заданном ранее тоне, но, натолкнувшись на нетерпеливый и холодный взгляд Астахова, закончил совсем иначе, тоном доклада: — Используя пробольшевистски настроенных моряков, они собирались поднять в открытом море бунт и угнать караваны к красным!
Астахов почувствовал, что задыхается, все оборвалось в нем: операция, потребовавшая столько сил, сорвалась в тот момент, когда успех ее казался пред-решенным…
По-своему истолковав его состояние, Туманов поспешил сказать:
— Право, Василий Степанович, волноваться незачем! Теперь все позади: экипажи будут заменены. Это несложно: дипломированные инженеры с радостью станут к топкам, найдутся сотни желающих покинуть Севастополь… В общем, через день-два караваны выйдут в море и придут в порт назначения!
Астахов слушал начальника контрразведки, сжимая в бессильной ярости кулаки… Круто развернувшись, провожаемый удивленными взглядами, пошел к поджидавшей его коляске: сейчас ему необходимо было одиночество.
Он думал: «Теперь остается последнее — любым способом надо помешать белым вывести караваны из Севастополя».
Продержаться до прихода Красной Армии, — таким было решение. Для того, чтобы осуществить его, требовался Бондаренко…
Выслушав невеселые новости, Бондаренко какое-то время сидел неподвижно, будто окаменев, но когда заговорил, не было в его словах бесполезных теперь эмоций — Бондаренко начал речь с главного:
— Караваны мы придержим: расплавим подшипники в машинах. А когда дело до последнего момента дойдет, поднимем рабочих порта.
Астахов верил в Бондаренко. Знал, что тот сделает все необходимое. И все-таки тревога не отпускала его.
Штурм перекопских укреплений, считавшихся неприступными, был начат в третью годовщину Великого Октября. К 11 ноября на Перекопском перешейке сложилась обстановка довольно сложная: красные части и врангелевские полки, добившись успеха на противоположных флангах, угрожая друг другу ударами по тылам, стремились удержаться на занятых рубежах. Атаки сменялись контратаками, временный успех — неудачей…
На одном из участков, исчерпав все свои возможности, обе стороны бросили в бой последние, тщательно сберегаемые прежде резервы: белые — сводную бригаду юнкеров, красные — сводную бригаду курсантов. Вместе с красными курсантами шел и чекист Николай Журба…
Одна за другой выкатывались из окопов молчаливые цепи. Ровная, чистая, без малейшего укрытия степь разделяла их.
Замолкли пушки. Притихли пулеметы. В неестественно странной, тревожной, опасной тишине шли навстречу друг другу цепи… Трудно было предсказать исход этого боя, но Справедливость — та высшая Справедливость, что движет вперед историю, уже предопределила исход войны, назначив в награду одним бессмертие, осудив других бесславием.
И вот идут они — враги, сжимают винтовки побелевшими от напряжения пальцами…
В тот же день командующий Южным фронтом Михаил Васильевич Фрунзе, стремясь остановить ненужное кровопролитие, обратился по радио к Врангелю с предложением прекратить сопротивление, сообщил условия…,
«Если противник примет их, — писал В. И. Ленин в телеграмме командующему Южфронтом, — то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их, и нужно расправиться беспощадно».
Врангель, скрывая предложение советского командования от своих солдат, не ответил Фрунзе: он все еще надеялся на что-то…
И тогда командующий Южфронтом, в полном соответствии со своим планом, приказал продолжить решительное наступление одновременно в двух направлениях- через Перекопский перешеек и Чонгар. Не выдержав сокрушительных, тщательно подготовленных ударов, белогвардейцы обратились в бегство…
Упав на колени, замер перед амвоном барон Врангель.
Гулким эхом отдается в соборе могучий бас епископа Вениамина: «Дерзай, вождь! И ты победишь, ибо ты — Петр, что означает — камень, опора…» И хор, ликуя, подхватывает: «Боярину Петру — слава! Во веки веков — слава!..»