Если вы думаете, что все другие народы не мечтали стать золотым фондом — вы глубоко ошибаетесь. Но их никуда не выпускали, и они завидовали евреям, их собакам и кошкам, их пернатым и грызунам, потому что даже эти твари могли уехать, а они — нет!
Ни русских, ни латышей, ни узбеков, ни представителей всех прочих наций не выпускали и не продавали ни за что, даже за детант, даже за безъядерную зону в Европе — не могла же, в самом деле, монолитная и сплоченная партия остаться одна!
Бикицер — чтобы уехать, надо было, хочешь — не хочешь, «становиться» евреем или его ближайшим родственником. Евреями стали объявлять себя антисемиты и юдофобы, магометане и почитатели Будды и даже один из членов Политбюро, вдруг обнаруживший, что в его жилах течет немного еврейской крови. Так, на всякий случай…
И вся страна днем и ночью охотилась за еврейскими женихами и невестами… Это было счастливое время. Могли жениться или выйти замуж все евреи — поверьте мне — косые и шепелявые, подслеповатые и кривые, и даже импотенты, и даже с небольшим горбиком… И даже с большим… Между нами, я вам скажу, что наконец-то восторжествовал великий ленинский принцип дружбы народов — все вдруг захотели дружить — и все с евреями. Старики, по сравнению с которыми я — мальчик, женились на румяных красавицах. Они подмигивали им своим единственным глазом, который не мигал уже более пятидесяти лет, и те страстно бросались им в объятия. Ну, теперь скажите — мы были короли или нет? И я, по-вашему, не король?
Короче, я чисто выбрился, выбрал самый лучший костюм — это не трудно, когда он у вас единственный — взял «Monde» и пошел к Шопену. Академик меня уже ждал.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ внимательно изучал ЯНКЕЛЕВИЧА. Он приблизился, два раза обошел вокруг него и, наконец, остановился.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Простите, это Шопен?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Шопен.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. А это — «Monde»? (он указал на газету).
ЯНКЕЛЕВИЧ. «Monde».
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Значит, вы — мсье ЯНКЕЛЕВИЧ! (он протянул руку) Джага!
ЯНКЕЛЕВИЧ. ЯНКЕЛЕВИЧ.
Они пожали друг другу руки.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Ого! (он даже подул на ладонь).
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Простите… Совсем забыл… Я обычно не здороваюсь за руку.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Почему?
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Могу повредить. (он согнул правую руку в локте) Попробуйте!
ЯНКЕЛЕВИЧ. Что?
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Бицепсы.
ЯНКЕЛЕВИЧ осторожно пощупал.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Ай-я-яй! Сталь!
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Поднимаю коня. Тяжеловоза! (он поднял ЯНКЕЛЕВИЧА левой рукой и подержал некоторое время в воздухе).
ЯНКЕЛЕВИЧ. Поставьте меня, пожалуйста, на землю. Я боюсь высоты.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ опустил и вытянул в его сторону левую руку.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Попробуйте!
ЯНКЕЛЕВИЧ. Верю! Безоговорочно верю.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Первое место на конкурсе культуристов во Флоренции. Меня сравнивали с Давидом. Мы стояли рядом, на одной площади. Вы помните площадь Синьории?
ЯНКЕЛЕВИЧ. Что за вопрос!
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Вот там был конкурс. На фоне Давида. И я победил.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Это понятно. А какое место занял Давид?
ДЖАГА широко улыбнулся.
ДЖАГА. Я вас сразу узнал. Только очень богатые люди одеваются так скромно. Как сказал ваш камердинер — некоронованные короли…
ЯНКЕЛЕВИЧ. Он любит пошутить.
ДЖАГА. Да, да, я понимаю… Но если б вы знали, как просто одевался Онасис.
ЯНКЕЛЕВИЧ. Вы его знали?
ДЖАГА. И очень близко. Я был в ближней охране, по левую руку… По левую я был от Картера и Элизабет Тейлор, а по правую от Жоржа Помпиду.
ЯНКЕЛЕВИЧ. (поражен) И вы их всех охраняли?